– Только сейчас, – улыбаюсь, продолжая упираться ступней в педаль тормоза. – Ревнуешь?
– Нет.
– Правда?
«Втыкаю» заднюю, и машина начинает катиться навстречу ментам.
– Что ты делаешь? Нас поймают! Тим…
– Ревнуешь? Тебе же не все равно?
– Я могу соврать и сказать то, что ты хочешь слышать! – кричит мне в лицо, обильно краснея. У нее голос срывается, а меня снова кроет.
– Я пойму, если ты врешь.
Пожимаю плечами, убирая руки с руля.
– Нас поймают, – улыбаюсь и приоткрываю окно, чтобы она слышала вой сирен.
Арина качает головой. Дергается влево, на секунду прилипает к стеклу, видимо оценивая ситуацию снаружи, а когда поворачивается, я вижу в ее глазах такое, отчего самого перетряхивает.
– Мне не все равно, – переходит на шепот. Выдыхает. – Ты меня бесишь! Ты наглый, бессовестный, я тебя ненавижу! Но мне не все равно, – всхлипывает. – Они меня раздражают, все эти твои Янки и Наташки, понял? Ненавижу!
Ее громкая, сказанная в запале речь стихает так же резко, как и началась.
Рывком тяну Арину на себя, обхватив шею ладонью.
Касаюсь ее губ своими. Чувствую, что ее тоже лихорадит. Такая горячая. Моя.
Она мне отвечает. Теперь уже сама тянется. Впивается ногтями в плечи и прикрывает глаза.
– Ты дурак, Азарин. Дурак, – бормочет в губы.
Ментовская тачка равняется с нами именно в этот момент.
Сжимаю тонкие пальцы. Правой рукой переключаю скорость и давлю на газ.
Нас откидывает назад.
Внутреннее ликование превращается в настоящую эйфорию. Всего пара слов…
– Держись.
Выкручиваю руль, делая полукруг. Машину снова заносит, но нам нужно объехать скопившийся кортеж ментов.
Раз, два, три.
Вокруг хаос. Мигалки раздражают слизистую своими вспышками. Кто-то не успел запрыгнуть в тачку и уже лежит мордой в белый капот.
– Если нас поймают?
Теперь Арина сама хватает меня за предплечье.
– Аккуратнее, – веду плечом, и она сразу убирает руку. – Не поймают. Шестьсот лошадей под капотом. Оторвемся.
– Они запишут номер. У тебя будут проблемы…
– У меня, – улыбаюсь, – ты тут ни при чем, – проговариваю чуть ли не по слогам.
На шоссе стрелка снова ложится. Дорога практически пустая, скорость зашкаливает. Мигалки остаются далеко позади.
Сворачиваю в ближайший поселок и сбавляю обороты. Останавливаюсь и гашу фары.
– Все? – ее полушепот со стороны заставляет повернуть голову.
Киваю, на что Арина сразу шумно выдыхает.
– Я чуть с ума не сошла.
Она все еще часто дышит. Громко так. Хватает ртом воздух, рассеянно растирая ладошками лицо.
– Извини, – отстегиваю ремень.
– Я готова тебя убить. Задушить прямо сейчас.
– Сопротивляться не буду, – поворачиваюсь к ней корпусом.
– Какое благородство, – закатывает глаза.
– Значит, ты ревнуешь?
– Ты выбил из меня это признание. Так нечестно.
– А кто вообще говорил о честности, м?
Тянусь к ней, чтобы почувствовать. Прикоснуться. Это уже стало зависимостью. Болезнью.
– У тебя нет совести, – качает головой, осторожно, почти мимолетно касаясь моих губ своими. – Совсем, – опускает взгляд.
Нас освещает магнитола. Из динамиков льется музыка ночного чарта, ее еле слышно. И сейчас вообще непонятно, из-за чего. То ли кровь в висках так громко бахает, то ли я просто убавил акустику.
– Ты всегда мне нравилась, – говорю на эмоциях, не успевая подумать.
Арина запрокидывает голову и распахивает глаза, которые до этого были прикрыты.
– Видимо… Сюрприз! – ухмыляюсь, не собираясь идти на попятную. – Да?
– Всегда-всегда?
– Всегда-всегда…
– Тихо ты!
– Сама тихо.
– Блин, – Арина смеется, отклеивая от окна изоленту.
Лестница опасно поскрипывает, именно поэтому я Громову и поторапливаю.
– Залезай уже. Падать я сегодня не планировал.
Арина пролезает в окно, подтягиваюсь следом, оставаясь на улице, упираясь ладонями в подоконник.
– Не переживай, если упадешь, я буду ходить к тебе в больницу, – снова смеется.
– Давай как-нибудь без этого.
Арина прогибается в спине. Ее рука ложится мне на плечо, а в комнате резко загорается свет.
Щурюсь и понимаю, что Арина как стояла, так и замерла.
– И как это понимать? – спрашивает ее отец.
Вытянув шею поверх Аришиной головы, вижу его сидящую на кровати фигуру.
Арина кусает губы и, зажмурившись, поворачивается к нему.
– Пап, я… – прижимает собранные в замок пальцы к груди.
– Тимофей, может быть, ты мне ситуацию прояснишь?
Перебрасываю ногу через подоконник и, оказываясь в Аринкиной комнате, первым делом обвожу помещение взглядом, пока не сталкиваюсь им с ее отцом. Глаза в глаза.
– Получилось небольшое недоразумение, – пожимаю плечами.
– Арина, четыре часа утра, между прочим. Тебе завтра в школу. Я звонил раз двадцать.
Громова молчит. Смотрит в пол.
– Мы… – пытаюсь внести свою лепту, но ее отец рубит на корню.
– С тобой у нас отдельный разговор будет, – смеряет меня взглядом. – Арина, спать, Тимофей, за мной, – вальяжно указывает мне рукой на дверь. – Живо.
Аринка всхлипывает. Причем громко. Ее отец это слышит и сразу смягчается.
– Не реви, никто тебя не ругает, – вздыхает. – Что-то мне подсказывает, что кое-кто бросится на амбразуру, – и смотрит на меня.
Сжимаю Аришкину ладонь и ухмыляюсь.
– До завтра, – шепчу и следую за ее отцом.