Мой кровный враг

Свободным уделом? Оставив себя не только без дохода, но и без податей, которые платили ему владетели подчиненных земель? Отец совершенно сошел с ума к концу войны? Мне едва удалось справиться с лицом – хорошо, что на фоне всего остального известие, что часть наших земель уже не совсем наша, казалось не самой главной заботой.

– Так что теперь у меня есть обязательства перед орденом. – Лорд Грей развел руками. – Поскольку Локк остался на ваших землях, когда королева отдала их под руку ордену, мне пришлось поклясться в верности владетелю.

Я шла быстро, но он без труда за мной поспевал.

– Конечно же, приходится платить подати. Я приехал просить их снизить или хотя бы немного отсрочить выплаты. Город на грани разорения, контрабандисты обнаглели, на место одного пойманного приходит дюжина… – Он осекся, – Прости, тебе наверняка это неинтересно.

– Напротив, продолжайте, пожалуйста.

Надо же знать, что происходит вокруг.

– Словом, золото течет мимо казны, а у меня не хватает людей, чтобы навести порядок. После войны никому не хватает людей… Я приехал попросить магистра уменьшить сумму или хотя бы дать отсрочку, но он даже не стал со мной разговаривать! – В голосе лорда Грея прорезался гнев. – Сказался больным и велел все вопросы решать с сенешалем. С дикарем, который даже не человек!

Акиль не показался мне дикарем – но ведь мы не перекинулись и парой слов. С другой стороны, не мог же Ричард сделать сенешалем того, кто ничего не понимает в делах. Или мог? Того, кто будет молча исполнять указания и не спорить? Кто знает, что в голове у магистра? С него и в самом деле сталось бы решить, что из меня выйдет отличная заложница.

– Будь это кто другой, – не унимался лорд Грей, – я бы, может, и поверил в болезнь. Но в магистре сил и здоровья хватит на десятерых, я же присутствовал на допросе… – Он осекся, махнул рукой.

На допросе, после которого – или которых – Ричард не мог держаться в седле, когда друзья его отбили у стражи, Алану «пришлось здорово потрудиться», а у Евы «что-то в голове перемкнуло». Закружилась голова, и в груди словно все смерзлось, когда я поняла, что это значит. Вот почему он так вскинулся, когда констебль заговорил о допросе с пристрастием… Представить Ричарда на дыбе – или что там с ним делали – оказалось… больно.

Но ведь он заслужил?! Убийца заслужил казнь! И раз уж друзья спасли его от кары, хоть какое-то наказание он должен был понести?

Казнь, но не пытку. Почему мне так больно думать об этом? Почему мне так хочется верить Ричарду?

– И что Акиль? – спросила я, прогоняя неуместные мысли.

– Акиль, – лорд Грей выплюнул это имя точно ругательство, – сказал, что орден не богадельня, и если я не способен навести порядок на своих землях, могу отдать тем, кто способен. Попробовал бы сам… – Он осекся, потому что мы уже походили к дому.

Чтобы попасть в фамильную усыпальницу, нужно было через господское крыло выйти на задний двор, куда чужие могли пройти только в сопровождении хозяев, и углубиться в сад. Когда мы приблизились, караульные у двери подобрались, но я вздернула подбородок и небрежно бросила: «Он со мной» – и стражи не сказали ни слова. На лице лорда Грея не отразилось ничего, но пока мы шли по коридору к задней двери, он едва слышно произнес:

– Кажется, ты права: разговор будет долгим.

Внутри склепа мало что изменилось: так же темно – я зажгла светлячок – сухо и прохладно. Свежая кладка на одной из стен, новая медная табличка. С полдюжины камней и остатки строительного раствора на полу – и больше никаких следов посторонних. Как бы ни относились к нашей семье, прах покойных не осквернили. Кажется, я знала, кого за это благодарить. Как же так получается, что я то и дело оказываюсь у него в долгу?

Я коснулась еще не потускневшей меди. «Беорн и Клэр Эйдо», – гласила надпись. И ниже еще «Эдвард и Мартин Эйдо погибли, защищая столицу от чумных. Вечная память».

– Умно, – сказал лорд Грей. – Даже если на самом деле там никого нет, видимость приличий соблюдена. Скажут, что он достойно повел себя, позаботившись о врагах.

– Никого нет? – Мой голос дрогнул. Да нет, зачем бы Ричарду лгать?

– А зачем ему возиться с погребением, когда можно просто сжечь?

– Тогда и с кладкой возиться незачем, и табличками…

– Может, ты и права. – Он осенил себя священным знамением и начал читать молитву об усопших.

Я прислонилась лбом к свежей кладке, шепотом принялась повторять знакомые с детства слова и осеклась. Не смиренно просить мне хотелось – а схватить бога за грудки и, хорошенько встряхнув, заорать в безмятежное лицо, виденное на образах: «Как ты, всеведущий и всемогущий, допустил это все? Зачем это мне? За что?»

Я дождалась, когда молитва закончится, развернулась к лорду Грею. Сказала, предупреждая вопросы:

– Я пыталась убить магистра, но не смогла. Он сохранил мне жизнь, потребовав за это присягнуть хранителям. Я согласилась.

Незачем ему знать про чуму и посвящение – я поклялась хранить тайны ордена.

– Но обеты, данные под давлением, недействительны! – воскликнул лорд Грей. – Это просто… подло! Бесчестно требовать платы за милосердие.