Мой ласковый и нежный мент

Выждав некоторое время, он спустился по камням к границе свалившегося снега и шустро пробежался вдоль нее взад и вперед. Его шуба покрылась снежной пылью. Нос нервно подрагивал. Но тут он почувствовал нечто такое, от чего сделал в прыжке сложный пируэт и, приземлившись, опустил голову и почти уткнулся носом в снег. Он уловил запах человека. Вздыбилась шерсть на загривке, хвост прижался к ногам, но волк и не подумал удирать. Наоборот, принялся кружить на одном месте. Сужая и сужая круги, он все ближе и ближе подходил к месту, откуда шел этот запах – запах живого человека!

Но внезапно забеспокоился, заметался, занервничал, воткнул нос прямо в снег, зафыркал и вдруг сел, поднял голову и тоскливо с надрывом завыл. Потом прислушался и снова завыл. Словно звал кого-то или оплакивал?..

Но никто не отозвался на его вой. Вокруг стояла тишина, даже ветер утих, перестал тревожить туман, окончательно заполнивший расселину. Звуки застревали в нем, как в вате, и волк не выдержал, принялся раскапывать снег. Сильные лапы легко отбрасывали еще не слежавшуюся снежную пыль. За минуту он весь зарылся в яму, сердито рычал там и фыркал, выбрасывая фонтаны белой пыли. Наконец он показался из ямы, вытягивая за ремень карабин, что уж вовсе необычно для дикого зверя, который как огня боится эту страшную палку, пахнущую железом и порохом. Она за сотню метров сваливает волка или приносит уцелевшему неимоверные страдания.

Но волк оттащил в сторону карабин и бросил его. А потом вновь завыл. Прислушался. Ничего. Только звон проснувшейся поземки. Тогда он снова влез в яму и, хрипло дыша, стал расширять ее, пока не показалась неуклюже подвернутая рука, потом склоненная голова без шапки и часть белого лица, от которого отвалилась, как маска, обледеневшая корка снега.

Волк зарычал. Глаза человека, а это была женщина, не открылись, но она задышала глубже и увереннее. Волк потянул ее за рукав, ткань бушлата с треском порвалась, но рука выпрямилась. И тогда неожиданно волк лизнул женщину в холодную влажную щеку и заскулил жалобно, по-щенячьи, словно умолял ее скорее очнуться и освободиться от мертвяще ледяных объятий снега.

Людмила находилась в глубоком обмороке. Постепенно сознание возвращалось к ней, но вместе с тем нарастало удушье, и ей мучительно хотелось освободиться, выйти из этого страшного состояния. Каким рыхлым ни казался заваливший ее снег, воздуха под ним явно не хватало, дыхание стало мелким и частым, а мозг не прояснялся. Чувство реальности так и не приходило, зато стали рождаться галлюцинации. Она все время куда-то проваливалась, плыла, раскачивалась на гигантских качелях, и этот сон-полуобморок, не раскопай ее волк, мог бы очень плохо для нее закончиться.

Внезапно ей стало легче, воздух свободно пошел в легкие, но галлюцинации продолжали цепко держать ее в плену. Неожиданно они приняли более ясную и четкую форму. Ей показалось, что она уже мертва и что безобразные, похожие на гиен существа отрывают ее из снега, чтобы… Она хотела закричать, но из горла выбился слабый, почти не слышный стон. Она с ужасом ощутила на своем лице дыхание отвратительных животных, но не могла даже поднять руку, не могла пошевелиться, чтобы защитить себя. Ей мерещилось, что она бежит изо всех сил, но в тот момент, когда чудовища почти настигли ее, ноги словно одеревенели и окончательно перестали слушаться ее. Она пыталась кричать, но голос застревал в горле, и даже заплакать от отчаяния не получалось. А опасность была уже рядом, дыхание оскаленной пасти ощущалось за спиной. Она оглянулась, чтобы запечатлеть в сознании распластанное в прыжке тело огромного зверя… и вдруг прохладная мужская рука легла на ее вспотевший лоб, и сквозь тяжелый, сковавший потрясенное сознание сон она услышала голос любимого, увидела его встревоженные глаза. Теплые губы коснулись ее щеки, и Денис, отгоняя все страхи, мягко и нежно прошептал: «Просыпайся, родная! Пора вставать!»

Когда волк лизнул женщину в лицо, она тихо ахнула и открыла глаза. Белая муть не отступала. Все тело пронизывали тысячи иголок, при малейшем движении мышцы сводило судорогой. Она застывала и, что самое страшное, сознавала это, но ничего не могла поделать. Тихое и радостное повизгивание раздалось у нее над головой. Людмила с усилием повернула голову. На краю ямы возвышался крупный волк и, вывалив от усталости язык, пристально смотрел на нее, словно просил: «Ну, что ты медлишь? Вылезай скорее!»