Мой ласковый и нежный мент

– И что, взяли тех орлов?

– Взяли, – ответил Демидов, – мы ведь тут же по рации сообщили об их художествах. А через день узнаю, что наших приятелей задержали и через пару часов уже выпустили. Пока милиция прилетела, от рыбы они, естественно, успели избавиться, карабины и сети спрятали где-то в тайге. Кассета, которую снял наш оператор, а мы передали в руки лично твоему предшественнику полковнику Зырянову, очень таинственным образом вдруг испортилась, а потом и вовсе исчезла. Так что никаких улик! А что дырки в борту, так это не доказательство, заявил Зырянов, мать его за душу. – Спасатель сплюнул на снег. – Возможно, мы сами их гвоздем проковыряли для вентиляции.

– Что же ты, Олег, не рассказываешь, кем были на самом деле эти стрелки по воздушным целям? – Людмила скептически усмехнулась. – И кассету я тебе советовала не отдавать Зырянову. Но ты же не послушался…

– Что теперь об этом говорить! Стрелки и вправду оказались навороченными, из соседнего края. Помощник губернатора со столичными банкирами.

Думаю, они перед этим крепко к бутылке приложились: кто ж в здравом уме и на трезвую голову осмелится палить по вертолету. А мне потом крепко на орехи досталось! Чуть с работы не погнали да еще начет сделали за ремонт. Газетчики меня доставали, и не только местные. Какой-то хмырь даже из Москвы прилетел. Думал свеженинки отведать, а дело оказалось тухлее некуда. – Демидов подергал себя за мочку уха, выглядывающую из-под вязаной шапочки. – Ладно, дело прошлое! Стоит ли об этом вспоминать? – Он подмигнул Людмиле. – Ну, командир по науке, полетели, что ли, к твоим мичуринским тайникам. А то мои ребята вот-вот работу закончат.

Глава 11

Людмила сидела, уставившись в окно, за которым с утра беспрестанно валил снег. За ее спиной открылась дверь, но она даже не повернулась. Вошедший смущенно прокашлялся, и она недовольно произнесла:

– Проходи, Ашот. Чего мнешься? Ты ведь начальник в некотором роде, чего ж перед подчиненной тушуешься?

– Вот именно, что в некотором роде. – Кочерян сел напротив и тоскливо посмотрел на нее черными, слегка выпуклыми глазами. – Тебе воевать не надоело?

– Надоело! – Людмила нахмурилась. – Ты пришел договориться о перемирии? Так лично тебе я войну пока не объявляла. – Она внимательнее вгляделась в побледневшее лицо начальства и покачала головой. – А, понимаю, тебя как парламентера выставили? Интересно, кто? Надымов? Или эти ребята, которые распоряжаются в заповеднике, как в собственной вотчине?

– Они – гости правительства…

– А мне плевать, чьи они гости. Пускай хоть самого президента. И есть закон, которому мы – и они, кстати, – обязаны подчиняться: закон о заповедниках, в котором говорится, что никто, ты слышишь, никто не смеет не только охотиться, а даже появляться на этой территории с оружием, кроме особых, чрезвычайных случаев. – Людмила перевела дыхание. – Одного в толк не возьму. Почему ты так лебезишь перед местным начальством? Мы подчиняемся федеральным властям…

– Но находимся на территории республики, и не тебе, а мне постоянно приходится выяснять отношения с этим самым начальством. Если бы мы находились на необитаемом острове… А так я словно между двух огней.

– Это ты точно сказал, Ашот! И ты не просто между двух огней! – Усмехнувшись, Людмила встала из-за стола и отошла к окну. – Ты – слуга двух, если не больше, господ. – Она принялась загибать пальцы. – Государства – раз, республиканского правительства – два, Кубышкина – три, местных воротил – четыре… Не многовато ли? – Она сжала пальцы в кулак и осуждающе посмотрела на директора. – Все ловчишь, лавируешь, дипломатию разводишь, угождаешь по мере сил. – Она гневно стукнула кулаком по подоконнику. – Зачем ты водку пьешь с Надымовым? Зачем эти сауны? Девочки-потаскушки, наконец?

– Д-девочки? – поперхнулся директор. – Что ты городишь?

– Ничего я не горожу. И ты это прекрасно знаешь! – сказала Людмила и отвернулась к окну. – Скажи, когда ты в последний раз был на кордонах?

Что происходит с опергруппой? Машины стоят, бензина нет, и разве входит в мои должностные обязанности административная деятельность? Неужели я обязана выбивать тот же бензин, наконец? Я перестала заниматься научной работой, запустила свои дела, а у меня на носу делегация американцев, и как, спрашивается, я их приму в этих обшарпанных стенах, за этим колченогим столом? – Она отошла от окна и остановилась напротив директора, заложив руки в карманы пиджака. – Вот уже полгода мы говорим о ремонте, а воз и ныне там. Летом мы слишком заняты, осенью не меньше, зимой с начальством кутим и баб в саунах... щупаем…

– Людмила! – Ашот Саркисович схватился за голову. – Ты совсем с ума сошла! Если Марина услышит…

– Услышит, услышит и набьет тебе морду, а я очень этому порадуюсь. Возможно, тогда ты поймешь что к чему и не будешь вести себя, как жертва общественного темперамента.

– Ты невозможна! – Кочерян устало махнул рукой. – Ремонт начнем с понедельника, это я тебе обещаю. А бензин поступит через два дня.