Мой лейтенант

— Понятно, — сказал Лавриненко. — Танкисты будут в свою сторону гнуть, наши — в свою…

— Ничего подобного.

— Почему же ничего подобного? Бой-то не настоящий!

— А если бы настоящий? — Саруханов внимательно посмотрел на солдата. — Представь, что настоящий. Как ты считаешь: устояли мы против танков? Ты же военный человек, ну-ка прикинь!

В задумчивости Лавриненко потер обметанную щетиной щеку, затем снова бросил взгляд на огонь и на горловину поляны, уходившую в лес.

— По-моему, устояли… А ты как думаешь, Александр?

— Я считаю, мы отбили атаку, — сказал Блинов и шумно выдохнул воздух.

— Вот и ответ на твой вопрос, — улыбнулся Саруханов, посмотрев на Лавриненко.

Подошел Илюшечкин. С горестным вздохом доложил, что оружие приведено в порядок. Саруханов, не глядя, взял автомат. Наметанным глазом оценил: действительно, вычищено добросовестно. И смазка в норме.

Возвращая автомат, сказал:

— Странная история, Илюшечкин. С первого слова вы не воспринимаете. Обязательно требуется дополнительное внушение.

Илюшечкин опять вздохнул, раздумывая, какой ответ следует дать старшему сержанту, чтобы попасть в точку. Ничего не придумал.

— Это наводит меня на нехорошие мысли, Илюшечкин, — продолжал Саруханов. — И бросьте кривляться, когда с вами разговаривают.

Илюшечкин выпрямился, руки по швам. С Сарухановым шутки плохи — мигом можно схлопотать внеочередную работенку.

— Товарищ старший сержант, командир взвода идет, — сказал Блинов.

По взгорку шагал лейтенант Колотов. Не доходя метров пяти — десяти, зычно крикнул:

— Погасить костры!

Солдаты суетливо забегали; в разных местах повторялась команда: «Погасить костры! Погасить костры!» Тут же в застывшем воздухе картинно взвилась ракета, описывая дугу над кустарником, где стояли бронетранспортеры. Это были сборы. Все вокруг ожило.

Бронетранспортеры, тягуче урча, разворачивались на месте и потом двигались по размякшей земле, прокладывая себе путь вдоль лесной опушки. Позвякивало оружие, солдаты проверяли снаряжение, встряхивали просыхающие плащ-накидки, доносились голоса сержантов, торопивших своих людей.

В один миг все пришло в движение…

Вспугнутый гулом моторов, большой серый заяц выскочил из-за кустов. Не ожидая встречи с людьми, замер в отдалении, тревожно прядая ушами. «Черт серый! — воскликнул сержант Гусев. — Ребята, глядите!» Цепочка, которой двигался взвод, сломалась, часть солдат стала заходить справа, чтобы преградить зайду путь, другая часть — слева. Заяц сидел на одном месте, изредка подрагивал ушами, будто отбиваясь от невидимых комаров. «Давай, давай заходи, ребята! — крикнул негромко Колотов. — Слева, слева заходи!» Но в тот же момент заяц сделал немыслимый прыжок в кусты и скрылся. Солдате в недоумении застыли, пораженные проворством и сообразительностью косого. «Назад, а не вперед пошел!» — сказал кто-то. «А что он, дурак, что ли?!» — «С ружьецом бы сюда!» — «А ты умеешь?»

— Товарищи, — раздался вдруг строгий голое Саруханова. — Вы что, на прогулке? А ну, принять быстро строй!

Колотов, неожиданно смутившись, пошагал быстро вперед.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Ликеев, тяжеловато ступая, прошел в дальний конец штабного автобуса. «Только так и должен ходить поверяющий, — подумал Клюев, следуя сзади. — Тяжело и спокойно».

— Вот сюда, Юрий Константиныч, — сказал он вслух.

Ликеев сел, положил руки на столик, побарабанил пальцами. На безымянном пальце правой руки поблескивало обручальное кольцо. Вид у Ликеева был усталый; он дышал тяжело, будто после пробежки.

— Что ж, сквозную атаку на правом фланге провели мастерски, — сказал он, потирая руки.

Клюев посмотрел, на него внимательно, как бы говоря взглядом, чего же тут особенного, атака как атака, но внезапно и сам оживился:

— Мне тоже понравилось.

— Да, да, — сказал Ликеев, продолжая о чем-то думать. — Просто мастерски.

Слово «мастерски», видимо, нравилось Ликееву.

— Хороший аккорд на завершающем этапе.

Клюев на это ничего не ответил, показывая лишь глазами, что он весьма рад и с удовольствием принимает похвалу, И на то, что Ликеев подчеркнул — на завершающем этапе, — тоже никак не прореагировал.

Оба помолчали. Клюев поглядывал на Ликеева, тот потирал себе лоб и почему-то морщился. Чувствовалась усталость. Поверяющему пришлось поездить в эти дни. И всюду нужен был внимательный глаз, всюду необходима была сноровка в оценке работы, проводимой подразделениями.

— Вы любите собак, Павел Григорьевич? — неожиданно спросил Ликеев.

Вопрос прозвучал странно.

— Обычно, — пожал плечами Клюев. — Не питаю особых чувств, но…

— Правильно делаете, — сказал серьезным тоном Ликеев. — Я вот астмой мучаюсь. Доктора определили — аллергия на собачью шерсть.

— У вас дома собака?

— Была. Пудель.

Ликеев посмотрел на потолок, достал из внутреннего кармана пластмассовую коробочку, сунул в рот таблетку. Было слышно, как близко к автобусу подъехал вездеход. Лязгнула железная дверца, взревел мотор. Ликеев поморщился. Клюев встал и вышел из штабного автобуса. Тут же гудение мотора прекратилось.

— Состарились мы с тобой, Павел Григорьевич!