Мой лейтенант

Он подал команду четко, строго. Взвод развернутым строем, выставив вперед автоматы, двинулся по направлению к лесу, Колотов шагал следом и посматривал на секундомер.

Слева в цепи, ловко ступая между кочками, шел Блинов, рядом с ним, глядя куда-то в одну точку, будто плечом чувствуя друга, шагал Лавриненко, чуть дальше Илюшечкин семенил, то отставая, то вырываясь вперед, а на правом фланге, тоже рывками, перескакивал через неглубокие рытвины Гаврилов. Из-за этих двух солдат цепь взвода часто ломалась. Колотов дал команду «Стой!» и подошел к Илюшечкину.

— Товарищ лейтенант, а местность смотрите какая! Мне точно по заказу на всех занятиях…

Колотов смотрел на Илюшечкина. «Не может быть, чтобы я не нашел к нему подхода, — думал он. — Только не нервничать. Только стараться делать свое дело спокойно. Пусть он поймет, что для меня главное в отношениях с человеком — доверие».

Он приказал, чтобы Илюшечкин сам выбрал себе место в цепи, какое ему больше подойдет.

— Да ладно, товарищ лейтенант, останусь здесь, — проговорил Илюшечкин и отвернулся.

Снова прозвучала команда: «Становись!» Колотов прикинул на глаз расстояние впереди, которое надо преодолеть, и бросил резко: «Вперед!» И одновременно засек время по секундомеру.

Солдаты снова пошли, стараясь держать интервалы между собой. «Автоматы! — напомнил Колотов. — Автоматы к бою!» Теперь Колотов следовал за Илюшечкиным. Тот оглядывался, косил глазами на соседей.

Цепочка солдат залегла. Защелкали спусками автоматы. Снова разнеслась команда взводного — и опять солдаты идут по кочковатому полю, по увядшей, пожухлой траве, прыгают через рытвины и небольшие канавы. В осеннем воздухе четко слышны металлические щелчки затворов…

Это надо почувствовать — общность порыва. Здесь, на учебном поле, постигаешь, что такая общность дается не сразу, а настойчивым, напряженным трудом. И строгой дисциплиной. Вот взвод снова устремился в атаку, и Колотов, командир, — единое целое с людьми, он как бы слит с солдатами единой напряженной задачей, единой волей.

Сухо желтела впереди луговина. Чернели кустики облетевшего ивняка, сизо поблескивали на опушке березы.

— Вперед! Вперед!

Что-то грозное слышалось в этом повторе команды, в той серьезности, с какой шагал позади взвода лейтенант Колотов. И эта грозность и серьезность передавались солдатам, будто и в самом деле они шли в настоящую атаку сквозь встречное железное завывание ветра — к невидимому впереди рубежу, за которым — неизведанное, страшное, ошеломляющее…

И вот этот рубеж подступил. Колотов резко прокричал, будто выдохнул из себя:

— Броском, марш!

Солдаты рывком устремились вперед, то пригибаясь, то совершая зигзагообразный маневр, который как бы помогал им избежать встречных выстрелов. Быстрый топот ног, тяжелое дыхание, разгоряченные потные лица. Сплошной темной стеной виднелся впереди лес — на подступах к нему лежала холмистая, изрезанная пологими ложбинами равнина. Едва взвод поднимался из ложбины на другую сторону, как снова звучала команда Колотова:

— Вперед! Вперед!

Еще спустились в одну ложбину. Лес был совсем близко. По склону тянулся мелкий кустарник. Колотов остановился, сдвинул каску на затылок, вытер тыльной стороной ладони пот. Оглядел солдат. Сплюнул в кустарник, сказал:

— Ну как, Илюшечкин? Как атака?

Илюшечкин, кирпично-красный, с мокрым от пота лицом, облизнул губы, улыбнулся.

— Перекурить бы, — сказал он, отряхивая налипшую на шинель траву.

— Рано, — ответил Колотов и приказал повторить атаку.

И снова щелчки затворов, и стук солдатских каблуков по затвердевшей земле, и беспощадно-грозное: «Вперед! Вперед!»

Потом они расстелили на взгорке плащ-накидки и присели на отдых. В осеннем, настоянном травами и сыростью воздухе запахло табачным дымом. Белые облака плыли в вышине — спокойные и бесконечные в своем движении. Любил Колотов глядеть на облака.

Рядом сидели, курили солдаты. Кто-то крякнул, кто-то сплюнул, кто-то повертел в руках автоматом, соскабливая налипшую грязь. Разговор не клеился — устали. Искоса быстро поглядывали на лейтенанта: загонял их сегодня.

— Товарищ Наумов, чего такой скучный? В чем дело? — нарушил тишину Саруханов.

Угловатый, с широкими скулами Наумов сморщил лоб.

— Я не скучный, товарищ старший сержант. Я как обычно. — Он покосился на Саруханова.

— Ну, как обычно! Это неправда. Обычно ты веселый. Может, очень устал?

— Нет, ничего, — сказал Наумов.

— Ну тогда повесели нас. Расскажи, как красил ванную комнату.

— Да ведь вы слышали, — буркнул Наумов, пожав удивленно плечами.

— Кто слышал, а кто — нет! — вставил громко Илюшечкин. — Я, к примеру, не слышал.

— Как же не слышал! — нахмурился Наумов. — Я же, помню, при тебе говорил…

— Да чего ты споришь, как торговец, — вмешался в разговор Гаврилов. — Тебя просят… Расскажи. Вон лейтенант не слышал.

Колотов уже понял, что историю с ванной комнатой во взводе знают все, кроме него. Что Саруханов, видимо, и разговор затеял, чтобы растормошить немного ребят, а заодно и его, лейтенанта, познакомить с историей о ванной комнате.