Сажусь на пол и раскрываю первую коробку — джинсы, свитера, майки. Все пахнет пылью и старой тканью, будто я какая-то старушка. Кучей сваливаю вещи обратно. Во второй коробке — обувь. В третьей — снова одежда. В четвертой — книги. Выбросить книги рука не поднимется, но и тащить старое в новую жизнь не хочу. Отнесу в книжное кафе, если оно еще существует, не заходила туда с тех пор, как окончательно поругалась с Илоной.
Это случилось месяц назад. Мы случайно встретились с ней возле того самого книжного кафе. Как оказалось, она в прошлый раз была права насчет Мэтта, и зря я так себя повела.
Моя злость была против бесед с подругой, но я все же согласилась на чашечку кофе. Мы с Илоной сели за столик на террасе.
Я рассказала ей, чем закончилась моя история с Мэттом. Мы даже пофантазировали насчет того, какой финал может быть у книги. Почти нормально болтали, пока Илона не сказала, что мне нечего страдать по Мэтту. Вообще-то я и не страдала, но все же интересно было узнать, на чем основано ее утверждение. Оказалось, в этом самом кафе, когда я их познакомила, а потом сбежала под дождь, Мэтт попросил номер ее телефона. В моем любимом кафе. Номер телефона моей лучшей подруги.
Моя злость вышла из берегов. Она рокотала и пенилась, но это можно было заметить только по моему взгляду. Я надела солнцезащитные очки.
— И он позвонил тебе? — спокойно спросила я и отпила из трубочки латте.
— Нет.
— Нет… То есть ты ему номер оставила?
Мне доставило какое-то странное удовольствие наблюдать, как меняется выражение лица Илоны.
— Я же не знала, что вы будете вместе… Вы тогда как кошка с собакой…
— А потом узнала, но все равно не сказала.
— Сейчас сказала.
— Сейчас поздно.
Вот и все.
«А я говорила!» — шипела злость. «Заткнись», — приструнила ее я, улыбаясь своему отражению в двери кафе. Больше я туда не ходила.
Итак, коробка номер пять. Здесь аксессуары. Ремни, заколки для волос, рюкзаки, сумки. Что-то осталось в наследство от мамы, что-то мама подарила на праздники. Большинство из этого я не носила.
А вот эту сумку я помню. Отыскала ее в шкафу, когда по приказу Мэтта стала носить на работу платья. Открываю ее и достаю телефон «Илоны». Тот самый, который я купила, чтобы скрыть свою писательскую личность.
Не стоило бы этого делать, но пальцы сами вставляют подзарядное в розетку. Набираю пароль, понимая, что наверняка пожалею.
Телефон вибрирует у меня в руках, сообщая о пропущенных вызовах. Сердце замирает, я приказываю ему биться.
Три пропущенных звонка от Мэтта. Просто три звонка. Два в день его отъезда и один на следующий. И сообщение: «Пожалуйста, перезвони». Три звонка и одно сообщение за два месяца.
И что, мне больно? Нет. Моя злость — моя крепость. Я в ней как в броне. Иди к черту, Мэтт.
Я вытряхиваю сумку. На пол летят блокнот с заметками, гигиеническая помада, пропуск в Национальную библиотеку, расческа, почти пустая бутылка питьевой воды и какая-то странная продолговатая картонная коробочка.
Достаю ее из кучи хлама. Рассматриваю. И у меня холодеет внутри.
«Средство для экстренной контрацепции».
Я тогда так и не выпила таблетку. После того единственного раза, когда мы не предохранялись презервативом.
Я судорожно пытаюсь вспомнить, когда у меня были месячные в последний раз. Они всегда шли как попало, иногда с задержкой на полтора, даже на два месяца.
Так когда же?.. Я не помню. Очень давно. Еще до встречи с Мэттом.
Глава 37
— Три месяца.
— Сколько?! — переспрашивает мама, ладонью отгоняя от меня сигаретный дым. Мы стоим на балконе в ее квартире. Окна нараспашку. Пахнет осенью.
— Три месяца, — покорно повторяю я, хотя знаю, что она услышала.
С тех пор, как я узнала о беременности, злость исчезла. Все исчезло, кроме ощущения этого комочка, пульсирующего у меня под сердцем. Я видела его на узи.
Первый разговор с мамой о моей беременности произошел на этом же балконе.
Мама курила, так же ладонью смахивая дым в сторону. Потом спохватилась, затушила сигарету.
— Давно собиралась бросить курить, а теперь такой повод… Сейчас, когда самое страшное произошло, можно выдохнуть.
— Мам, это не страшное, — убежденно говорила я. — Это чудесное! Чудесное, понимаешь? Я совсем не боюсь. Справлюсь.
— Если решишь рожать, я помогу тебе. Буду нянчить нашу девочку и давать тебе время писать книги. Я же знаю, как для тебя это важно.
Мама прижимала меня к своему плечу, успокаивала и, кажется, плакала. А я — нет. Во мне совсем не было слез.
— Мам, почему девочку? Может, и мальчика.
— Девочку. Точно девочку. Судьба у нас такая.
Но оказалось, у меня будет мальчик. С крохотными пальчиками. Шевелится. Дышит. Сын.
Мама не предлагала мне напрямую сделать аборт. Просто говорила, что поддержит любое мое решение. Любое…
— Посмотри на меня, — требовала она, — я бы жила совсем другой жизнью!
— Ты живешь такой жизнью не потому, что оставила ребенка. Это результат целой череды бесконечных выборов. — Злость ушла, пришла философия.
Я не стала напоминать маме: если бы она сделала аборт, не было бы меня.
Не было бы меня.
Три звонка, одно сообщение.