— Не хочешь ему рассказать? — догадывается о моих мыслях мама. Или у меня определенное выражение лица, когда я думаю о Мэтте. О Матвее.
— А смысл? Он не выбрал меня одну, с какой стати выбирать меня с прицепом? Из жалости?
Мама замолкает, и я пристальнее вглядываюсь в ее лицо. Какое-то странное у него выражение. Будто она хочет что-то сказать, но не решается. Моя мама — не решается. Это что за новость такая может быть?..
— Мэтт приезжал.
У меня вздрагивает сердце только от звука его имени. Рецидивы случаются.
Мама тушит окурок в пепельнице, отодвигает ее подальше — в общем, делает все, чтобы не смотреть мне в глаза. Я просила — ничего о нем. Но мама решила, что из-за беременности можно сделать исключение.
— Сидел под дверью, пока ему не открыла, — продолжает она, глядя на меня наискосок.
— Когда?
— Через неделю после того, как вы расстались. И еще через неделю… Каждые выходные, два месяца подряд.
— И что?
— Все, как ты просила: ничего не знаю, не вижу, не общаюсь. Но вдруг у него что-то поменялось? Вдруг он решил свои вопросы?
Мама очень хочет, чтобы у ее внука был отец.
— Он сказал тебе об этом? Сказал, что развелся, что хочет жить со мной?
— Нет.
— Тогда к чему все это? Все, забыли.
— Но может…
— Что может, мама?! — сквозь зубы говорю я. — Заставить его платить алименты? Или попросить развестись? Или приехать к нему в Москву и заявиться прямо в офис, с животом на показ — вдруг тогда он вернется? Так надо сделать, мама?! — кричу я на нее впервые в жизни. Потом закрываю лицо ладонями. — Прости, прости… Это словно не я. Ты ни в чем не виновата…
Да, злость полностью не ушла. Теперь во мне уживается много сущностей.
Я глубоко втягиваю носом воздух, чтобы удержать слезы, и вместе с этим вдыхаю остатки сигаретного дыма. Мне вдруг очень хочется закурить, хотя не делала этого ни разу в жизни. Одно из сотен дурацких желаний, которые теперь подкидывает мой мозг.
— Хорошо, я перееду к тебе. А ты бросай курить. Все, у тебя ответственность.
Мама улыбается, хватает пепельницу и пачку сигарет и уходит. Окно на кухне тоже открыто, я слышу, как шлепает жестяная крышка мусорного ведра.
Как же все поменялось после того, как я узнала, что беременна! Я стала спокойной как удав (если не считать рецидивы). Удав, мечтающий о манго с солью и сигаретной затяжке… Но это мелочи. Это даже смешно.
Все, чего я достигла, перестало иметь значение. Отдельная квартира? Теперь это неудобно. Работа? Только на пару месяцев, а потом куда я с таким животом?
— Мы переезжаем в Москву, — сказал криптан через неделю после того, как я узнала о беременности. — Поедешь с нами? — А потом добавил чуть измененным голосом. — Поедешь со мной?
И мое сердце, застигнутое врасплох, предательски ёкнуло. Не из-за намека криптана на наши отношения — вот уж точно мне такое не было нужно — а из-за возможности быть ближе к Мэтту. «К Матвею», — поправляю я себя. И нет, мне этого тоже не надо. Просто еще не полностью излечилась. Говорю же: рецидивы случаются.
— Нет, — сказала я криптану, — не поеду. Мне там душно — смог, все дела.
Он мялся, а я едва сдерживала улыбку. Боже, мальчик, не надо. Но, в отличие от Матвея, он не умел читать мои мысли:
— А если я останусь?..
И тут меня снова проняло — до такой степени, что я стиснула зубы.
Какой-то парень, с которым я даже не целовалась, готов бросить все свои планы и остаться со мной, стоит лишь попросить. А Мэтт… После всего, что с нами было…
— Не надо. Я беременна. Я жду ребенка.
Он еще что-то хотел сказать, но я остановила его:
— И папа нам не нужен.
Через два месяца после разговора с мамой на балконе я переехала из любимой съемной квартиры обратно в детскую. Мама при мне ходила на цыпочках. И да, я поставила на двери детской задвижку.
Говорят, у беременных возникает синдром гнездования — они превращают дом в гнездо, все в него тащат, обустраивают. Я же все выбрасывала, удаляла, уничтожала. Пришло время прощаться и с эротическим романом. Если еще недавно я писала его в любое возможное время, в любом месте — на ноуте, рабочем компьютере, в блокноте, на салфетках — то сейчас книга вызывала во мне отторжение. Была бы она на бумаге, даже не сожгла бы — разорвала в клочья. Но эта история сохранена в таком количестве копий, на таком количестве носителей, что их удаление станет не выбросом эмоций, а долгой утомительной работой. Так что я, образно выражаясь, просто закрыла этот файл. Все, с книгой покончено. Для меня она перестала существовать.
А потом, спустя неделю после переезда к маме, раздается звонок на домашний телефон. На него никогда никто не звонит, кроме водоканала и сетевых продавцов косметики.
— Ника, это тебя, — зовет мама.
— Кто это?
— Говорит, твой друг.
Это точно не Мэтт. Его голос мама узнала бы. Значит, криптан. Я когда-то оставляла ему домашний номер как резервный — когда устраивалась на работу, всегда просят. Наверное, в моем мобильнике сел аккумулятор.
Но это не криптан.
Это Лис.
Лис… И сразу перед глазами будто кино.