Мои литературные святцы

Прав немецкий славист Вольфганг Казак: Толя «настолько мучился невозможностью выразить самую суть своего мышления в лирике, что его раннюю смерть друзья приняли как следствие страданий из-за отсутствия свободы при жизни в советской системе».

Именно в советской системе, которую он – свидетельствую и отвечаю за свои слова – не переносил.

А Владимира Соколова он любил. И крепко дружил с ним. И писал ему любовные стихи:

В атмосфере знакомого круга,
Где шумят об успехе своём,
Мы случайно заметим друг друга,
Не случайно сойдёмся вдвоём.
В суматохе имён и фамилий
Мы посмотрим друг другу в глаза…
Хорошо, что в сегодняшнем мире
Среднерусская есть полоса.
Хорошо, удивительно, славно,
Что тебе вспоминается тут,
Как цветут лопухи в Лихославле,
Как деревья спокойно растут.
Не напрасно мы ищем союза,
Не напрасно проходят года…
Пусть же девочка русая – муза
Не изменит тебе никогда.
Да шумят тебе листья и травы,
Да хранят тебя Пушкин и Блок,
И не надо другой тебе славы,
Ты и с этой не столь одинок.

20 ноября

Сначала Юрий Владимирович Давыдов (родился 20 ноября 1924 года) был очень близким другом моего друга критика Станислава Рассадина. Но после того, как мы с ним оказались в одной туристской поездке в ГДР, Юра стал и моим другом. А потом мы все трое очень сблизились.

Юра был совершенно уникальным рассказчиком. Из всех моих знакомых он мог сравниться с Семёном Липкиным или с Борисом Слуцким.

Как писатель он набирал вес постепенно. Он написал романы «Южный Крест», «Март». Но своё специфическое «давыдовское» стало проглядывать в его «Этот миндальный запах» и «Глухая пора листопада». «Глухая пора…» была настолько хороша, что удивительно было молчание критики. То есть, были критические отклики, но тусклые, как будто речь шла о заурядной книге.

Его жезеэловские романы об адмиралах Головнине, Нахимове и Сенявине многие ставили выше «Глухой поры листопада», хотя это неверно.

Биографии адмиралов хороши: их писал человек, профессионально знающий море, бороздивший его: Давыдов служил в Военно-морском флоте с 1942 по 1949. Окончил Выборгское морское училище. И эти его профессиональные знания, конечно, подкрепили повествования о кругосветном путешествии Головина, о победных баталиях в Крымской войне адмирала Макарова, наконец, о Сенявине, одержавшем много морских побед при Екатерине, но интернированном намного превосходящим его эскадру британским флотом и в отместку за это не допущенном Александром воевать с Наполеоном.

Всё это, повторяю, интересно и профессионально написано.

Но «Глухая пора листопада» написана не просто историком, который, кстати, учился в МГУ на историческом, но сталинским зека. В 1949 году Юру арестовали и приговорили к 25 годам лагерей. Освободили в 1954-м. Реабилитировали в 1957 году.

В «Глухой поре листопада» речь о двойной жизни народовольца Дегаева, о сложных взаимоотношениях жандарма и революционера. О предательстве и провокаторстве.

На мой взгляд, романом «Глухая пора листопада» Юрий Давыдов стал вровень с историческими произведениями Натана Эйдельмана.

Дальше – больше.

Великолепное описание народника Лопатина, – удивительную нравственную личность, – сумевшего вычислить и разоблачить провокатора Азефа – в научно-художественной биографии «Герман Лопатин, его друзья и враги».

Роман «Соломенная сторожка, или Две связки писем», за который Юрий Давыдов удостоен в 1987 году Государственной премии РФ.

Вообще перестройка наполнила имя Юрия Владимировича Давыдова особой значимостью.

Он всегда писал на грани, за которой начинаются цензурные запреты. Такова уж была выбранная им проблема: отношение человека и государства.

Перестройка открыла цензурные шлюзы. Он снова писал о любимом своём Лопатине и о В. Л. Бурцеве, который уличил в подлоге русских жандармов, сочинивших «Протоколы сионских мудрецов».

Как определил сам Юра, «XX век в истории России был чудовищно-практической проверкой идей XIX века, их крахом и возникновением чёрной дыры». И в то, что Россия сумеет выбраться из этой чёрной дыры, Давыдов не верил.