«Многие предпочитали Авроре её сестру. Трудно было решить, кому из обеих сестёр следовало отдать пальму первенства; графиня Пушкина была, быть может, ещё обаятельней своей сестры, но красота Авроры Карловны была пластичнее и строже». А Вяземский записал 18 января 1837 года в своём дневнике: «Бледная, молчаливая, напоминающая не то букет белых лилий, не то пучок лунных лучей, отражающихся в зеркале прозрачных вод».
В конце мая 1838 года Эмилия совершила поездку в Германию для встречи с лечащейся там Авророй и её мужем. Уже в начале пути пароходу «Николай I» пришлось бороться с движущими льдами, а перед приходом в порт на корабле вспыхнул пожар. Эмилия и её дети, слава Богу, выжили.
А Владимир, которого за границу не пустили, пристрастился к азартным играм. Однажды проигрывает очень большую сумму. Долг семьи достиг колоссального размера в 700 000 рублей.
Эмилия переселяется в имение. Она экономит. Занимается садоводством, рачительно ведёт хозяйство. Крестьяне довольны барыней. Всё вроде налаживается, но…
Внезапная лихорадка, напавшая на Эмилию, сводит её в могилу. Она скончалась 17 ноября 1846 года в 36 лет (родилась 29 января 1810-го).
Позднее В. Сологуб так напишет о ней в воспоминаниях: «
Есть стихи, которые, кажется, знаешь всю жизнь. Как правило, это какие-нибудь поэтические формулы. К примеру: «Чем продолжительней молчанье, тем удивительнее речь». Ну, сколько времени я знаю эти стихи? Уж и не помню. В школе я их знал, это точно. Но с какого класса?
Да, это стихи Николая Николаевича Ушакова. Ранние стихи, которые когда-то мне нравились. Но потом разонравились. Ведь они сформулированы так, как будто выражают аксиому. А они её не выражают. Потому что разное бывает молчанье. Если ни дня без строчки – многовато, то ни года без строчки очень мало. За такой период молчанья можно и разучиться писать, не то что писать удивительное.
Я был лично знаком с Николаем Николаевичем. В том смысле, что нас то ли Киселёв, то ли Кипнис – наши корреспонденты «Литгазеты» по Украине познакомили. Но пожали друг другу руки, обменялись ничего не значащими словами и словно забыли друг про друга.
Поэтесса Татьяна Глушкова, когда она не была ещё человеконенавистницей и жила в Киеве, рассказывала, что к Ушакову ходила часто. Он одобрял её стихи. Говорила, что перестала ему верить, когда подслушала, как он отзывается о стихах какой-то поэтессы (не помню фамилии). Оказалось, что так же, как и о стихах её, Глушковой.
Он умер 17 ноября 1973 года. Родился 6 июня 1899-го. Прожил 74 года. Выпустил более 30 книг стихов. Две повести. Один роман в трёх частях. Переводил лезгинских, казахских, еврейских, венгерских, монгольских, армянских поэтов. И, конечно, украинских собратьев. Переводил Гейне, Ленау, Хетагурова, Мукими. И, конечно, – И. Франко, Лесю Украинку, М. Коцюбинского. Очень большое хозяйство. Много всего. А наиболее интересными его стихи были вначале.
Дальше пошли те, которые я бы назвал стихотворными прописями:
Стихотворение о 21 июня 1941 года. Написано в 1942-м. И ведь всё верно. Не придерёшься к мысли: сегодня ничто не предвещает того, что случится завтра. Вот только мешает эта размеренная спокойная интонация, которая не то что завтрашней трагедии – сегодняшнего шторма на море не передаёт.