Мои литературные святцы

Может громкой, может

пёстрой быть

Душу с треском раздирать

на клинья.

Жить – не только в барабаны

бить,

Надо, чтобы шелестели

крылья.

Наша правда – и встают

бойцы,

И броню гранаты

раздробили,

Наша правда – и летят юнцы

В глубину распаханной

Сибири.

Наша правда – выше вышины,

Наша правда – глубже океана…

Берегите юность от войны.

И от тишины. И от обмана…

Да и сам он, кажется, именно против такого и восставал. Если, конечно, не кокетничал:

Какая кража!

Содрогнися, свет!

Восстаньте

правдолюбцы-ратоборцы, —

Бесцеремонно звание «поэт»

К своим рукам прибрали

стихотворцы.

Да, если и кокетничал, если и выдавал себя за «правдолюбца-ратоборца», то так ли уж трудно это было обнаружить, читая стихи, которые я привёл в начале? А таких у Любовникова было абсолютное большинство.

***

Каждый вторник в конце 80-х – начале 90-х я встречал Эрнста Ивановича Сафонова в Литературном институте. Мы с Юрием Кузнецовым вели на Высших Литературных курсах поэзию, а Сафонов – уж не помню с кем – прозу. Совпадали и день недели и часы занятий.

Эрнст Иванович приносил заведующей учебной части Курсов новую только что вышедшую «ЛитРоссии», благо возглавлял её с 1989 года, когда Союз писателей РСФСР после своего скандала с Михаилом Макаровичем Колосовым, сумел убрать его с поста главного редактора.

Колосов стал неугоден из-за того, что не был злобен, не готов был рвать зубами глотки литературных противников, а фактический руководитель Союза РСФСР Бондарев мечтал о непримиримом и твёрдокаменно-убеждённом на посту главного редактора органа своего союза.

Колосов, человек мягкий, успел напечатать в «ЛитРоссии» открытое письмо Бондареву, но тут же был снят. А на его место был назначен бывший ответственный секретарь рязанской писательской организации Эрнст Сафонов.

Сперва в этом усмотрели некую оппозицию перестройке. Известно ведь, что в Рязанской организации состоял в Союзе Солженицын. И что именно с неё началось исключение Александра Исаевича из Союза. Проводил собрание рязанцев секретарь СП РСФСР Франц Таурин. Поначалу на собрании гладко не было: поэт Евгений Маркин потребовал веских причин, по которым он должен голосовать за исключение. Что там ему сказал Таурин, не помню (стенограмма была в самиздате). Но все проголосовали за исключение. А вышестоящие инстанции уложились с этим в неделю.

А возглавлял в то время писательскую организацию, напомним, Сафонов.

А потом Маркин возьми и раскайся! Напечатал в «Новом мире» (1971, №10) такое стихотворение:

По ночам, когда всё резче,

всё контрастней свет и мгла,

бродит женщина у речки

за околицей села.

Где-то гавкают собаки,

замер катер на бегу,

да мерцает белый бакен

там, на дальнем берегу.

Там, в избе на курьих ножках,

над пустыней зыбких вод,

нелюдимо, в одиночку

тихий бакенщик живёт.

У него здоровье слабо:

что поделаешь – бобыль!

У него дурная слава —

то ли сплетня, то ли быль.

Говорят, что он – бездельник.

Говорят, что он – того…

Говорят, что куча денег

есть в загашне у него.

В будний день, не тронув чарки,

заиграет песни вдруг…

И клюют седые чайки

у него, у чёрта, с рук!

Что ж глядишь туда, беглянка?

Видно, знаешь только ты,

как нелепа эта лямка,

как глаза его чисты,

каково по зыбким водам

у признанья не в чести

ставить вешки пароходам

об опасности в пути!

Ведь не зря ему, свисая

с проходящего борта,

машет вслед: – Салют, Исаич! —

незнакомая братва…

По поводу этого стихотворения я слушал в то время передачу Виктора Франка на Радио «Свобода». Он высоко оценил поступок Маркина, напомнил евангельскую притчу о Христе, Который обратился к блуднице: «Иди и больше не греши!», сказал, что Маркин словно олицетворяет эту блудницу, услышавшую Бога.

Много разговоров было об этом стихотворении и у нас в «Литературке» и вообще в литературной и окололитературной среде.