Мой любимый герцог

Аннабель наблюдала за Себастьяном – как он прошел через комнату в угол, где стояли кувшин и таз, вымылся, а затем вернулся к кровати с влажной тряпкой. Наверное, ей полагалось испытывать стыд от того, что он разгуливает перед ней совершенно голый. И уж совершенно точно от того, что он ее тщательно вытирает. Но она, должно быть, лишилась последних остатков морали еще где-то между дверью его комнаты и креслом.

Аннабель положила руку на живот, внутри которого он только что побывал. Он сдержал слово. Был осторожен, заботясь о ней. Даже табун диких лошадей не остановил бы ее на пути к экстазу, когда он ласкал ее своим умелым ртом, поэтому она хорошо представляла, чего ему стоило контролировать себя. Замечательный, надежный человек.

Матрас прогнулся, когда Себастьян прилег рядом.

Приподнявшись на локте, подперев подбородок ладонью, он изучал ее из-под полуприкрытых век. Сейчас он выглядел по-другому. Моложе. Аннабель не удержалась и провела кончиком пальца по изгибу его нижней губы. Его рот тоже выглядел по-другому, теперь его губы казались мягкими и полными. Это была настоящая близость, доступная лишь избранным, – видеть его таким. Монтгомери-мужчину, а не герцога. Как бы она хотела, чтобы он был просто мужчиной…

Монтгомери поймал блуждающую по своему лицу руку Аннабель и начал играть с ее пальцами. Слишком поздно она спохватилась и не успела вырвать ладонь. Он уже не выпустил ее.

– Ты всегда прячешь свои руки, – сказал он. – Почему?

Аннабель вздохнула.

– Они безобразные.

Он осторожно разжал ее кулак.

– Почему ты так думаешь?

– Все в чернильных пятнах, – пробормотала она.

Он поцеловал ее пальцы.

– Это их нисколько не портит.

– А еще у меня мозоли, – сказала Аннабель, внезапно испытав странное желание открыть Себастьяну свои недостатки.

– У меня тоже, – спокойно ответил он.

Аннабель бросила на него удивленный взгляд.

Себастьян широко развел пальцы правой руки и указал на небольшую шишку у кончика среднего пальца.

– Здесь от ручки. – А потом положил ее палец между средним и безымянным пальцами. – А здесь от вожжей.

Глядя, как их пальцы ласкают друг друга и переплетаются, Аннабель вдруг снова ощутила внизу живота странное томление и тяжесть. Она действительно была жадной, особенно в том, что касалось его.

– А это от чего? – Она коснулась мозоли на его ладони.

– От молотка.

– Молотка?

– Да. Большой такой молоток для вбивания кольев в землю.

– И часто вы этим занимаетесь, ваша светлость?

Уголки его рта дернулись.

– Частенько. Работа на земле отвлекает меня от всяких мыслей.

– Тогда понятно, откуда вот это, – пробормотала она, проводя пальцами по изгибу его бицепса.

Под ее пристальным взглядом мышца сразу затвердела. Аннабель улыбнулась, радуясь, что теперь имела право прикасаться к нему вот так.

– Ты и правда разбила нос полицейскому? – спросил он, перевернул ее руку и стал разглядывать розовые костяшки пальцев.

Улыбка исчезла с ее губ.

– Правда.

Она чувствовала, как томление покидает его тело.

– Почему? – требовательно спросил он.

– Полагаю, потому, что я не леди и мне негде было научиться давать пощечины. В детстве мне приходилось иметь дело с деревенскими мальчишками…

Монтгомери наклонился над ней, его глаза были серьезны.

– Что он сделал?

Она уклонилась от его взгляда.

– Обидел мою подругу.

На лице Монтгомери появились суровые, жесткие морщины.

– Ах вот как.

– Я не против, если ты ликвидируешь всю лондонскую полицию, – тихо сказала Аннабель. – Но, может быть, подождем до завтра?

Его хмурый взгляд смягчился, лишь когда она провела своей распутной ногой вверх по его икре.

– Ах ты шалунья, – пробормотал Себастьян. Он поднес ее руку к губам и запечатлел поцелуй на ладони, затем осторожно отпустил. – Это чудесная, умелая рука, – сказал он. – Никогда не прячь ее.

Чтобы сохранить подольше его поцелуй, Аннабель сжала пальцы в кулак. Как она могла когда-то считать его холодным и суровым! Да, он мог быть и таким, но не в отношении нее. Аннабель не могла не чувствовать, насколько привлекательна в его в глазах. И желанна.

И все же… Все же он совершил несколько бессердечных поступков, и это факты, а не досужие сплетни.

– Монтгомери, можно тебя спросить?

– Себастьян.

– Что?

– Зови меня Себастьян.

Она колебалась.

– Зачем?

– Это мое имя.

Она знала. Себастьян Александр Чарльз Эйвери, если уж совсем точно, а далее следует длинный ряд разных титулов, более и менее значительных. Аннабель запомнила их, когда впервые изучала его биографию в «Летописи аристократии». Она также была совершенно уверена, что только его самые близкие друзья и, возможно, жена когда-либо называли человека его положения по имени.

– Боюсь, для этого я недостаточно хорошо тебя знаю, – сказала она.

Ироническая улыбка изогнула его губы.

– Я только что был внутри тебя. И через четверть часа намерен это повторить.

Аннабель почувствовала, как лицо заливается краской.

– Это совсем другое…

– Вряд ли, – сказал он. – Доставь мне удовольствие. А потом спрашивай что угодно.

Аннабель вздохнула.

– Себастьян.

Он опустил ресницы и издал звук, подозрительно похожий на мурлыканье.