Мой любимый компас (СИ)

Девушка тихонько хрипит, и все, что у нее получается, это распрямить палец в направлении своей сумки. Хватаю ее, даже не понимая, что искать, и начинаю трясти. И вот из недр рюкзака выпадает ингалятор. Чееер! Сразу соображаю, что к чему. Подбегаю к ней, подставляю к губам и делаю впрыск.

Ясинья громко делает вдох и почти сразу же начинает розоветь. Из ее глаз брызжут слезы, и она, уже не сдерживаясь, плачет на моей груди, крепко вцепившись руками в мою толстовку. Не мешкая, поднимаю ее на руки и несу в машину. Устраиваю на пассажирском сиденье и сую в руки ингалятор. Вижу, что она уже осознанно берет его в руку и еще раз прыскает в рот. Захлопываю дверь с ее стороны и возвращаюсь на поляну. От одной мысли, что я мог поехать другой дорогой, меня такой дрожью пробивает, что не выдерживаю и с разгону забиваю штрафной по яйцам прыщавого. Он, сука, стонет, а я достаю мобилу и набираю Водянову.

— Кир, тут три упыря в парке к девчонке приставали. Двоих я оформил, надо третьего найти.

— Не вопрос, — слышу в трубку. — Этих забрать?

— Да, — и адрес диктую.

Пока подмогу ждем, вещи Яси в рюкзак закидываю и ей в машину приношу.

— Мы можем отсюда уехать? — жалобно спрашивает она.

— У тебя, где-то болит? Они били тебя? Трогали? — вопросы вроде со спокойной рожей задаю, а в душе только одна мысль: убью ублюдков!

— Нет. Толкали только. А потом у меня…

Она не договаривает, хлюпает носом и отворачивается. Ясно все. Не хотела, чтобы знали. Вот, значит, какой справкой она у носа тренера трясла. Что же он за гондон? А если бы ей в воде плохо стало? Она же, твою мать, и утонуть могла. Чувствую, что разгоняю себя и громко выдыхаю. Нельзя гневу поддаваться. Нельзя! Если здраво рассуждать, то даже если бы и случился у нее этот приступ, утонуть я ей бы все равно не дал. И Роднин это знает. Поэтому этот маньяк нас вместе в пару и поставил. Надежней меня только швейцарский банк.

Ладно. Выдыхаем.

Минут через десять к нам подъезжают две машины. В одной Кир, в другой охрана клуба. Они поднимают контуженных и грузят в багажник.

— Не волнуйся, Глебыч. Парни популярно объяснят этим двум джентльменам, как нужно вести себя с девушками, — скрипит зубами Водянов и через стекло на Ясю смотрит.

— Прыщавый, первым быть хотел, — все, что выдаю абсолютно лишенным красок тоном.

Мужики меня без слов понимают, кивают и отчаливают. Наконец сажусь в машину и вроде первый раз вздыхаю полной грудью.

— Куда их увезли? Что с ними будет? — испуганно спрашивает девчонка.

— А это имеет значение? — выдаю чуть громче, чем планировал.

— Они же люди и…

— Они не люди, Ясинья! — перебиваю ее жестко. — Это мрази, которые не заслуживают коптить эту землю.

— Это не нам решать, — продолжает гнуть какую-то богобоязненную херь. Еще заповеди бы вспомнила.

— А кому?

Она заминается на мгновение, но потом уперто гнет свое:

— Закон. Бог, в конце концов.

— Бог? — даже ржу в голос.

Потом смотрю в ее наивно распахнутые глаза и удивляюсь. Как она до девятнадцати лет такая наивная осталась?

— Ну а если бы я не приехал? Если бы не помог. Ты понимаешь, что они хотели сделать с тобой?

Она замолкает. Хлопает своими ресницами, а потом шумно и судорожно выдыхает.

— Понимаю, но…

— Никаких «но» быть не может. Тебя бы поимели средь бела дня, пока ты задыхалась бы на этом газоне.

Жестко? Возможно! Но, на мой взгляд, необходимо. Потому что в этом мерзком, прогнившем мире нельзя быть такой чистой и наивной. Особенно, когда почти сама же и попалась.

— В прошлом году вот такие же отморозки изнасиловали девчонку с моего потока. Их было двое, и их поймали. Но у одного батя оказался депутатом, и его адвокат доказал, что мальчики во время акта насилия были в состоянии аффекта, а девчонка их сама спровоцировала. И знаешь что? — саркастически высекаю я.

Яся вся сжимается и только отрицательно мотает головой.

— Их отпустили. А девчонка вышла в окно на семнадцатом этаже. И где был твой закон? Ну или Бог?

— Мне жаль, — дрожащим голосом шепчет она.

— Мне тоже, — шумно выдыхаю и словно броней обрастаю, засовывая все переживания далеко внутрь себя. — Хорошая была девчонка. Мы впятером все вместе росли. Ей надоело, что мы вечно ее опекаем, и в тот вечер ушла тусить в другую компанию.

— И что с ними стало? С насильниками?

Завожу мотор и тихонько трогаюсь, стараясь не делать резких движений. Слежу за дорогой, но чувствую, как Яся внимательно за мной наблюдает, терпеливо дожидаясь ответа.

— Бог их твой наказал, Яся, — выдыхаю задумчиво. — Они, стритрейсеры. Забились на тачку Левина, что выиграют и… И проиграли. Не справились с управлением и въехали в бетонную стену. Один наглухо. Второй до конца своих дней будет есть и ссать через трубочку, вспоминая, как круто когда-то куролесил. Хотя нет… вряд ли он что-то вспоминает. Потому как тем, чем надо вспоминать, там, на бетонной плите осталось.

— И как Левин после этого живет? — слышу вполне ожидаемый вопрос.

Пожимаю плечами и честно отвечаю:

— Нормально живет. Ведь за рулем его тачки был я.

Глава 9

Он разобьет мое сердце,