Мой любимый компас (СИ)

Потом подвернулось место младшим помощником, а точнее девочкой на побегушках в одной компании. Там мама встретила Бруно. Маргарита Крикет, красивая молодая женщина, почти еще девчонка. Когда Бруно увидел ее, сразу влюбился. Он тогда только пережил расставание. Его жена узнала, что он не может иметь детей, и подала на развод. Тогда Бруно начал подкатывать к маме. Он так красиво ухаживал. Цветы, подарки, знаки внимания различные ей, а главное мне, что она сдалась. Свадьбу сыграли быстро, а потом Бруно показал свой характер. Нет, он не был ко мне жесток, но полюбить не смог. А мама, хоть и не простила ему этого в душе, на деле своей обиды не показывала. Потому что я сильно болела, и мои приступы постоянно повторялись. Ей просто нужна была помощь в чужой стране.

Она полностью под него перестроила свою жизнь. Стала более респектабельной, утонченной. Прекрасней жены Штольц и представить себе не мог. Но чем больше она старалась, тем больше он от нее требовал.

Если бы не моя болезнь, она давно бы уже ушла от этого человека. Все эти годы она терпела его придирки к себе. Но если он позволял какие-то высказывания на мой счет, Маргарита Крикет становилась грозной, непреклонной львицей, готовой горло перегрызть любому за свое дитя. Чтобы не нагнетать ситуацию, я никогда не провоцировала Бруно, а он взамен полностью игнорировал меня. До сегодняшнего дня!

— Мам! — выдыхаю в трубку, собираясь, как всегда урегулировать и этот конфликт. — Дело не в Бруно. Просто… Я влюбилась, мам. Глеб… Он хороший и… Пожалуйста, позволь мне остаться.

— Яся, милая моя! Ну куда же ты так спешишь? — стонет в трубку мама, но по ее голосу сразу понимаю, что она признает такую постановку вопроса. А потом, тяжело выдохнув, произносит, — ты вся в меня. Такая же наивная дурочка.

— Мам, Глеб не такой…

— Да, да, мой маленький Сверчок. Конечно, не такой. Лучший! — уже даже пытается шутить.- Но если он обидит тебя, я этого Глеба живьем закопаю. Ты меня знаешь!

— Знаю, мам, — улыбаюсь в трубку, — а еще люблю. Ты береги себя. Скоро увидимся.

— Увидимся, моя родная, — тихий выдох и гудки.

Сказать, что мне легко дается этот разговор, увы, я не могу. Но на душе становится чуточку лучше. Из-за всех этих переживаний к ночи ужасно начинает болеть голова. Утыкаюсь носом в шею Глеба, крепко обнимаю и тут же проваливаюсь в тревожный сон. Впереди новый день, и еще нужно решить вопрос с моими вещами. Мне даже переодеться не во что.

Только утро добрым, как оказывается, не бывает. Просыпаюсь я не только от головной боли, но и от ужасных спазмов в животе. Соскакиваю с кровати, бегом лечу в ванную и обнаруживаю, что у меня начались месячные. Сижу на унитазе и готовлюсь разрыдаться. Вот прямо самое время!

В рюкзаке дежурная прокладка, и даже белья запасного нет. Идеальное гадкое утро!

— Ясь, у тебя все хорошо? — слышу сонный, обеспокоенный голос Юсупова.

А меня такой волной боли закручивает, что я даже ответить не могу. Лишь зубы сжимаю и сквозь них тихонько стону.

— Так, я вхожу! — орет уже совсем проснувшийся Глеб и начинает открывать дверь.

— Нет! — кричу во все легкие, с трудом представляя, как я вообще отсюда выйду.

— В смысле, «нет»? Тебе плохо? Ингалятор нужен? Твою мать! Яська, если ты мне сейчас не ответишь, я захожу.

— О Боже! — хочется зареветь, а еще в унитаз провалиться и на прощание кнопку слива нажать. — У меня начались месячные, — все же решаюсь открыть страшную тайну. — Мне нужен мой рюкзак.

Слышу громкий выдох, а потом отборный трехэтажный мат, от которого краснею еще сильнее. Буквально через пару минут Глеб стучит в дверь и каким-то сдавленным голосом, словно пытается сдержать смех, спрашивает:

— Я принес твой рюкзак. Теперь зайти можно?

— Нет!

— Яся!

— Глеб!

Так и орем друг другу через дверь. В конце концов, осознав патовость ситуации, Юсупов не выдерживает, приоткрывает дверь и, просунув руку, кидает мне рюкзак.

— Еще что-нибудь нужно? — тихо спрашивает он, когда я начинаю копаться в поисках прокладки и недовольно пыхтеть от его произвола.

— Да, — бурчу себе под нос возмущенно. — Чистые трусы.

Недолгая пауза, дверь снова приоткрывается и оттуда, как по волшебству, появляется рука с трусами. Мужскими!

— Могу предложить только свои, — и снова в голосе смех.

— Как будто у меня есть выбор, — продолжаю бубнить, но трусы беру.

Привожу себя в порядок, привычно чищу зубы щеткой Глеба и захожу в спальню. Юсупов сидит на кровати в ожидании меня, подперев голову рукой.

— Ясь, ты как? — наконец спрашивает он, когда я молча огибаю его, забираюсь на кровать и заворачиваюсь в одеяло с головой.

— Сейчас полежу чуть-чуть, потом умру, а потом пойду в аптеку, — тихо выдаю и закрываю глаза от боли и стыда.

Живот скручивает и сразу отдает в поясницу, отчего я скриплю зубами и тихо пыхчу. Юсупов молча ложится рядом и начинает мне гладить по спине своей широкой теплой ладонью. Мне сразу так хорошо становится, что я мгновенно проваливаюсь в сон.