Клара Борисовна фыркнула. Похоже, она нащупала болевую точку Кузнецовой — та отчего-то решила, будто сможет провернуть свою грязную аферу, не поставив в известность родителей. Как бы ни так! Нашего ректора голыми руками не возьмешь, она будет до последнего защищать тех, в кого верит. Так же, как и я. Обе мы — я и ректор — не верили в нелепые обвинения Кузнецовой и вину Залесского.
— Мы обязаны докладывать о подобных происшествиях, — строго сообщила Клара Борисовна, доставая сотовый и набирая номер. — Все свободны, включая Залесского, можете расходиться, у нас тут не цирк, а институт. А вы, Кузнецова, останьтесь. Сейчас подъедут ваши родители, с ними и обсудим, как действовать дальше.
Мы с Валентином Петровичем дошли до машины. Он не разговаривал, а только хмурился, поглядывая в мою сторону. Мне казалось, будто он смотрит обвиняюще.
По дороге домой это ощущение усилилось.
— Прости за вранье, — не выдержала я. — Но это была ложь во благо. Я не могла позволить этой твари обвинить тебя в домогательствах.
Понимаю, обличать ложь ложью — не лучший выбор, и подобный поступок не делает меня хорошим человеком. Но это единственное, что я могла сделать для Валентина. А в его невиновности ни капли не сомневалась.
— А что, если ты веришь мне зря? — спросил Валентин, нехорошо прищурившись. — Может быть, я трахнул эту похотливую тварь. Что бы ты сделала, если ее слова оказались правдой? Все равно бы кинулась на мою защиту?
— Да, — ответила прежде, чем успела подумать. Защищать любимого человека казалось так же естественно, как и дышать. — Ты не делал этого. Кузнецова сама хотела тебя до безумия, это я знаю точно. Весь институт знает.
Валентин улыбнулся, но улыбка вышла безрадостной. Впервые в жизни он посмотрел на меня со злостью, но за этой злостью пряталась боль. Я не столько увидела это по выражению лица, сколько почувствовала. Ощутила боль любимого почти физически.
— Защищаешь того, о ком ничего не знаешь? — спросил он. — Это мать тебя этому научила?
Глава 53
— При чем тут моя мама?! — вспылила я.
Валентин резко замолчал и, отвернувшись, больше не смотрел в мою сторону. Он так и не ответил, заставив теряться в догадках. Почему-то на ум пришла история, рассказанная мамой накануне ее отъезда в клинику. О том, как спасла от тюрьмы виновного человека, а после всю жизнь раскаивалась в содеянном. Даже считала свою болезнь чем-то воде кары небесной.
Не придется ли и мне расплачиваться за сказанное?
В квартиру я вошла в глубокой задумчивости. Обрывки мыслей, факты, слова, недомолвки — все это крутилось в голове свирепым ураганом. И мне бы свести все воедино, собраться, отбросив ненужные порывы. Но любовь странная штука — она окрыляет нас, уносит в неведомые дали, но отрывая от земли, лишает рассудка. Все то, что показалось бы важным и значимым в другой момент, теперь воспринималось как случайность и ничего более.
— Прости, — Валентин пошел на примирение первым. — Я не должен был так говорить.
Обняв, он уткнулся лицом в мое плечо. Его руки, такие крепкие и надежные, оплели меня плотным кольцом. Я поддалась порыву и, обняв и приподняв его голову, посмотрела в лицо. В моих глазах дрожали слезы.
— Ничего, — проговорила, а губы дрожали. — Знай только одно: я верю тебе, и что бы ни случилось, ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку.
Потом был поцелуй, наполненный сладостью примирения. Горячие прикосновения, страстные мольбы, счастливые вздохи. Впервые я познала всю силу примирительного секса. Это был особенно яркий и эмоциональный опыт. Валентин любил меня так, что горячее пламя внутри меня разгорелось и спалило дотла сомнения и обиды. Он снова и снова прижимал свои бедра к моим, проникая все глубже. Как будто хотел наполнить собой до отказа. Наслаждение прокатывало по телу, заставляя вскрикивать от восторга. За первым оргазмом следовали второй и третий. Я почти теряла сознание, цепляясь за сильные плечи Валентина. Его горячий член пульсировал во мне, страстный шёпот звучал в ушах. Учитель проник не только в мое тело, но и глубоко в душу. Завладел ею.
Утром позвонила мама, необычайно бодрая и довольная. Она сообщила, что операция была два дня назад, и теперь она достаточно оправилась, чтобы рассказать об этом.
— Как? Уже?! — только и смогла проговорить я. — Почему ты не предупредила?
— Чтобы ты не волновалась, деточка, — последовало спокойное в ответ. — У меня, правда, все в порядке.
— Я должна приехать, — призналась вслух. — Сегодня, сейчас, немедленно. Мне надо увидеть тебя, мама.
— Не выдумывай, — отозвалась она, как будто речь шла о чем-то обыденном. — Не стоит нестись ко мне сломя голову и позабыв об учебе. У тебя же экзамены, сессия. Закончишь год и приедешь, я никуда не денусь.
Она хихикнула, как маленькая девочка, и это дало мне надежду на то, что она действительно идет на поправку.