Мой маленький Будда

Во вторник утром в палату, где я лежала и считала минуты до того, как принесут моего мальчика на кормление, вошла детский врач и деловым тоном сообщила, что мой долгожданный ребёнок родился с синдромом Дауна. Она говорила быстро и длинно. Я почти ничего не понимала. И не только из-за незнания венгерского языка: я вообще ничего не знала ни о каком таком синдроме. Но сразу почувствовала, что с моим сыном случилась большая беда.

Мир вокруг рухнул. Ощущение счастья испарилось так же быстро, как родовая боль. Слёзы потекли сами собой, откуда-то снизу накатывала волна холодного страха, но я старалась не поддаться панике. Сквозь слёзы я впилась глазами в бесстрастное лицо врача, всеми силами пытаясь понять, о чём она говорит. Сейчас, спустя двадцать лет, я, возможно, знаю о синдроме Дауна гораздо больше некоторых врачей, которые не сталкиваются с этим генетическим феноменом в своей каждодневной практике. Но это сейчас. А к тому времени я даже не видела ни одного человека-дауна (как в Советском Союзе, так и в Венгрии их держали в закрытых интернатах для душевнобольных или (!) в психоневрологических лечебницах). Напрасно доктор перечисляла мне внешние признаки «болезни»: монгольский разрез глаз, плоская переносица, увеличенный язык, маленькие уши, глубокие борозды на ладонях и ступнях. Какое отношение всё это имеет к моему сыну?! Он у меня такой… идеальный!

Красивые голубые глазки. Маленький смешной носик пипочкой. Аккуратные маленькие ушки (я сразу обратила на это внимание и радовалась, что он не такой лопоухий, как другие дети). Язык часто высовывает, потому что у него хороший аппетит. Никаких глубоких борозд на ладошках я просто не заметила. Да и времени-то не было рассмотреть: его приносили на короткие полчаса, только чтобы покормить. Доктор захлопнула историю болезни и ушла. Она выполнила порученную ей неприятную миссию. Я осталась наедине с мучительными мыслями. Соседка по палате, до того с обострённым вниманием слушавшая «приговор» врача, легла и закрыла глаза, чтобы не разговаривать со мной, а может, просто возносила молитву Богу, что это случилось не с её сыном. Она поняла всё, что сказал педиатр, в том числе и то, что внешние признаки синдрома Дауна – не самое страшное. Это моих познаний в венгерском языке было недостаточно (и слава Богу!), чтобы понять страшные слова, произнесённые доктором: «душевнобольной». Я только одно знала: мой сын в беде!

Тогда я поклялась, что сделаю всё от меня зависящее, чтобы помочь ему. И даже больше. До сегодняшнего дня я придерживаюсь данного самой себе обещания. Что бы ни говорили специалисты, я всегда очень внимательно выслушивала их мнения, рекомендации, но фильтровала всю полученную информацию и запоминала только то, что считала нужным. То, что может помочь Имике.

2.

Семья моего мужа поддерживала меня. О чём бы я их ни попросила, они во всём шли навстречу. И не только в каких-то бытовых вопросах. Главное, они поддерживали меня морально, скрывая свои боль и разочарование. Имике был первым внуком в семье, первым племянником для братьев Имре. «Наследник престола», – любил повторять свёкр. Он один не верил в страшный диагноз. Не хотел верить. А другие не верили в чудеса, они верили врачам.

Свекровь всегда была рядом. Она заменила мне мать, потому что моя мама была за тысячи километров от меня. Като-мама нянчилась с внуком, давала советы по уходу за младенцем (она сама воспитала троих сыновей, так что опыта было не занимать), баловала старшую и тогда ещё единственную сноху любимыми блюдами (даже пельмени научилась делать!), чтобы молока больше было. Не задумываясь, в довольно резкой форме отказалась от услуг патронажной сестры, с которой они к тому же были добрыми соседями, когда та в один из визитов, осмотрев Имике, картинно заплакала:

– Ох, господи! Так жалко! Прямо сердце разрывается! – прошептала она свекрови, вытирая слёзы.

– Тогда не приходи! – заявила свекровь. – Не надо нас жалеть! Тут слезами не поможешь.

Она защищала меня. Не хотела, чтобы я лишний раз расстраивалась.

Я и без того часто плакала, на что она строго говорила мне: «Тебе нельзя плакать! Молоко пропадёт!» Но я знаю, что сама она жалела меня. Только у неё это шло от сердца. Ведь Имике был её первым внуком, сыном её старшего сына. Более всего прочего мне помогали её понимание и невероятная женская сила. Я ни разу не видела её плачущей. Но часто и она не могла скрыть своего удивления, если «беспомощный» малыш делал что-то такое, что для здорового ребёнка является естественным. Было бы глупо с моей стороны обижаться на неё за это. Наоборот, мы вместе радовались каждому маленькому успеху.