Мой маленький котёнок (СИ)

— Всё в порядке? — усмехнулся я. — Как всё может быть в порядке? — мой голос дрожал от эмоций.

Габриэль посмотрела на меня, ее лицо вытянулось, когда она поняла, что что-то было не так.

— Прости, — сказала она, ее голос был едва громче шепота.

— Зачем? — потребовал я, моя ярость становилась сильнее с каждой секундой. Мне нужны были ответы, нужно было знать, что происходит.

Она расплакалась, но ничего не ответила.

— Зачем? — спросил я снова, на этот раз громче и злее.

Я чувствовал, как между нами нарастает напряжение, чувство предательства и обиды, которое, казалось, повисло в воздухе. Габриэль посмотрела на меня, ее глаза наполнились слезами, и я мог видеть вину и стыд, написанные на ее лице.

Моя любимая дочь.

— Нет. Габриэль! Ты должна отрицать всё это! Сука! — я прошёлся по волосам от раздражения.

— Я не хотела, чтобы это случилось, — сказала она, ее голос дрожал от эмоций. — Я никогда не хотела причинить боль тебе.

Но ее слова мало что сделали, чтобы ослабить ярость, которая все еще кипела во мне. Я чувствовал, что все, ради чего я так усердно работал, ускользает, как будто фундамент моей жизни был вырван у меня из-под ног.

Я посмотрел на Габриэль, испытывая чувство отчаяния и безысходности.

— Как ты могла так поступить со мной? — сказал я, мой охрипший голос был едва громче шепота. — Как ты могла вот так вот предать меня?

Габриэль посмотрела на меня, ее прекрасные голубые глаза были налиты кровью, и я понял, что должен оставаться сильным.

Всё это время я пытался осчастливить её, а сейчас сам же довожу до слёз.

Я не мог позволить своим эмоциям взять надо мной верх, но всё рушились перед моими глазами, предотвратить это я никак не мог.

Я чувствовал, как гнев внутри меня растет с каждым мгновением. Мне нужны были ответы, нужно было знать, что происходит, и Габриэль была единственным, кто мог их предоставить.

— Посмотри видео, — сказал я, мой голос был низким и осипшим. — Тебе нужно увидеть, что ты сделала.

— Не надо, — умоляла она.

— Ты знаешь, что там?

Она промямлила что-то.

— Да или нет! — закричал я.

— Н-нет.

Габриэль попыталась убежать, убежать от правды, которая смотрела ей в лицо. Но я ей не позволю. Я крепко удерживал её за руку, заставляя смотреть каждый болезненный момент видео.

Пока мы наблюдали, я мог видеть слезы, текущие по ее лицу, чувство вины и стыда тяжелым грузом легло на ее плечи. Но даже когда она плакала, она отказывалась говорить, давать мне ответы, в которых я так отчаянно нуждался. Она закрывала глаза, трясла головой и кричала.

— Что это? — потребовал я, мой голос повышался с каждой секундой. — Почему ты сделала это со мной? Почему, Габриэль, почему? Разве я тебе малого давал?

Но она не ответила. Она просто стояла там, дрожа и плача, ее глаза были прикованы к экрану, пока видео продолжалось.

Я чувствовал, как мое сердце разбивается, мой мир рушится вокруг меня. Моя малышка, которую я любил и которой доверял, предала меня, разрушила саму основу моей жизни.

Мне хотелось закричать, наброситься на нее, заставить ее понять, какую боль она причинила. Но я не мог заставить себя сделать это. Все, что я мог делать, это сидеть там, чувствуя себя беспомощным и потерянным, когда реальность того, что произошло, начала доходить до меня.

В тот момент я понял, что все уже никогда не будет по-прежнему. Доверие, которое когда-то существовало между нами, исчезло, сменившись глубоким чувством обиды и предательства, на исцеление которого ушли бы годы, если бы его вообще можно было исцелить.

***

Поездка на машине домой была заполнена мертвым молчанием, напряжение между нами было почти ощутимым. Мы всегда были так близки, так связаны, но теперь не было ничего, кроме тишины и пустоты.

Когда мы подъехали к дому, я почувствовал, как мое сердце бешено колотится в груди. Я не знал, чего ожидать и что будет дальше в нашей жизни.

Но как только мы вошли внутрь, на меня обрушилась вся тяжесть того, что произошло. Куда бы я ни посмотрел, я видел напоминания о нашей счастливой совместной жизни, о любви и доверии, которые мы разделяли.

Картины на стенах, её рисунки, мебель, даже запах дома — все это казалось испорченным, запятнанным произошедшим предательством.

Как она могла так поступить со мной, с нами?

Габриэль стояла передо мной, ее лицо было маской печали и сожаления. Я мог видеть боль, отразившуюся на ее чертах, но этого было слишком мало, слишком поздно. Ущерб был нанесен, и пути назад не было.

Мне тоже, блять, больно.

Она заперлась в своей комнате, и не попытавшись что-то объяснить или даже не извинилась. Я слышал, как она плачет, ее рыдания эхом отдавались в пустом доме, но это только ломало меня еще больше.

Я колотил в дверь, выкрикивая ее имя, требуя, чтобы она предстала передо мной и ответила за то, что она сделала. Но ответа не последовало, только звук ее плача становился все громче.

Мой гнев превратился в отчаяние, в глубоко укоренившееся чувство потери и предательства, от которого я не мог избавиться. Я опустился на пол, и глаза мои наполнились, чувствуя себя так, словно весь мой мир рухнул вокруг меня.