Почти все феномены, свойственные людям, свободным от предрассудков времени, мы наблюдаем у наших учеников. Скажем, возвышенное внутреннее послушание, еще неведомое сегодня большинству (кроме монахов, которые порой тоже знакомы с ним скорее теоретически, на примерах из жизни святых), способы созидания сильной внутренней жизни (эти способы — часть подготовки верующих в процессе систематических медитаций). Никто, кроме верующих, не медитирует. Мы едва умеем отличать медитацию от методов интеллектуального обучения. Однако известно, что чтение всех книг без разбора распыляет силы и ум, что заучивание стихотворения связано с многократным его повторением, пока оно не запечатлеется в памяти, и все это не медитация.
Учить наизусть стихи Данте или медитировать над строкой Евангелия — совершенно разный труд. Стихи Данте укрепят ум на время, не оставив глубокого следа. Строка Евангелия обладает преобразующей, восстанавливающей силой. Тот, кто медитирует, очищает ум, насколько это возможно, от всех посторонних образов и стремится сконцентрироваться на предмете медитации так, что весь внутренний потенциал, или, как говорят верующие, все силы души, на нем поляризуется.
От медитации ждут укрепления внутренних сил, душа становится более сильной, цельной и деятельной, способной воздействовать на то семя, вокруг которого она и сконцентрировалась, чтобы оно принесло плоды.
Итак, способ, избранный нашими учениками на пути естественного развития, — медитация: длительное сосредоточение на каждом предмете не может быть ничем иным — только медитацией, приводящей к внутренней зрелости. Цель детей, усердно занимающихся с разными материалами, не в том, чтобы выучить. Их удерживает потребность внутренней жизни, развивающаяся и организующаяся подобным образом. Так растут наши дети. Подобное поведение упорядочивает, обогащает их ум. Медитируя, они вступают на бесконечный путь прогресса.
После медитативных упражнений с предметами наши ученики обретают способность ценить тишину, становятся чрезвычайно чувствительными к внешним впечатлениям и поэтому стараются двигаться бесшумно, вести себя вежливо. Они стали такими, вкусив плоды умственной сосредоточенности.
Так обретает целостность и силу их личность. Лучшая тренировка для нее — совершенствование восприятия внешнего мира: в ходе спонтанной продолжительной деятельности наблюдать, рассуждать, исправлять свои ошибки. Ребенок сам действует, выбирает предмет, усердно трудится, ищет в окружающей среде повод для сосредоточения, и причина всего — его внутренний двигатель.
Педагог никого не беспокоит, он не играет роль высшего существа, подавляющего блеском своего ума, угнетающего те ничтожества, что пробуждаются к жизни. Он перестает быть фигурой омрачающей (а не просветляющей), утомляющей (а не вдохновляющей). Наши дети мирно живут вместе с учительницей, которая, почти как жрица, служит им. Как в идеальном монастыре, смирение, простота, труд создают мир, где медитирующий однажды ощущает в себе проницательность, особую интуицию, чувствительность, позволяющую обреет:-истину.
Ради иной цели, но той же дорогой, в тишине, простоте и смирении монастыря, ум готовится обрести веру в начале жизни.
Много лет назад, когда я поняла, что ученики открыли основные жизненные принципы, свойственные лишь интеллектуальной и духовной элите общества, а значит, невольно разоблачили, как сильно давление, угнетающее, калечащее внутренний мир людей, я рассказала об этом одной образованной женщине, заинтересовавшейся моими теориями и мечтающей, чтобы я их разработала в философском трактате. Она не считала происходящее экспериментом. Сначала, слушая мои истории, она нетерпеливо перебивала: «Знаю, знаю, ваши дети умны, как гении, добры, как ангелы». Потом, подчиняясь моей настойчивости, она пришла в класс и сама все увидела. Тогда, схватив мою руку и глядя мне в глаза, она сказала: «Вы же можете умереть каждую минуту. Немедленно опишите все, как можете, только побыстрее, как вы писали бы завещание, только факты, чтобы не унести секрет с собой в могилу». К счастью, у меня отменное здоровье.
Наблюдая за умственной работой гения, благодаря которой совершаются все открытия, прокладываются новые пути мысли, обеспечиваются благосостояние и социальный прогресс, мы должны признать, что в этих людях нет ничего экстраординарного, недоступного среднему человеку. Разве что у гения сильно развита способность выстраивать ассоциации по сходству. «Это основной признак гениальности», — считал Бэн. Проще говоря, отправная точка открытия — точное наблюдение и простое рассуждение, на которое считает себя способным всякий, когда открытие уже сделано. Это то очевидное, чего раньше никто не замечал.