Выйдя из помещения, я свирепо вздохнул. Пройдя недолго по благосклонной улице и дыша, сунул руки в карманы. В правом наткнулся на бумажки, оказалось деньги и еще реквизиты. Да, посылать их следовало по двум адресам, деньги и были намеренно разложены по разным отделениям. Когда вошел обратно на почту, девушка, увидев меня, подпрыгнула на стуле, схватилась за виски и умчалась в закрома заведения.
Досаду нужно выправлять и я шурую к приятелю на партию преферанса. Приятель, Слава, живет в общежитии, одноместный номер. Здесь уже сосредоточился Петя, общий приятель. Расчерчена пуля, непочатый флакончик греет глаз — чин-чинарем.
Что-нибудь часа через полтора придавило, и я отправляюсь за большой нуждой. На унитаз взгромождаюсь с ногами (дощечка есть, но все-таки общежитие). Уж и присел, когда сооружение надламывается. Раскалывается четко и опасно — в местах разлома образуются острые осколки — однако меня спасает рефлекс: падая, виртуозно изворачиваюсь, избегая взаимодействия стула всех видов с местом предназначения. Авария, тем не менее, достает: грохаюсь на отбитую часть унитаза рукой. Рану, довольно глубокую, есть потребность обработать. На удачу при общежитии существует медпункт, который еще и работает.
Далее вместе со Славой чапаем к коменданту предъявить вещдок, руку — нужно снять вину за поруху. В комнате находятся две молодые девицы, я в помещение не захожу, стою в дверях. Слава уныло докладывает:
— Вы знаете, унитаз сломался.
— Это бывает, — радостно сокрушается комендант, — не волнуйтесь, сантехника пришлю.
— Вы знаете, — вяло винится Слава, — он раскололся.
— В каком смысле? — округляет глаза дядя.
— Напрочь, на куски.
Девицы заинтересованно смотрят на Славу.
— Вы что, — ополчился официальное лицо, — по нему молотком били?!
Девицы прыскают.
— Ничего не бил, он сам сломался.
— Вы мне зубы не заговаривайте. Как он может сам сломаться?
— Ну, не сам, конечно, им пользовались.
Комендант выходит в фойе к вахте, за ним заинтересованно семенят девицы. Он подходит к телефону и орет в трубку:
— Мария Игнатьевна, тут жилец унитаз разбил, что с ним делать?… А?… Да черт его знает, говорит, сидел… И я тоже самое: не китайский фарфор… — Девицы угодливо хихикают. Комендант, кхекая, потакает. — Чем ходил? (Кидает едкий взгляд на Славу.) На вид человек нормальный. — Отворачивается, слушает. Поворачивается к Славе и, не кладя трубку, допрашивает: — Рассказывай, как было дело!
— Именно как, — пытается пошутить Слава, однако серьезнеет, не наблюдая отклика. — Ну это… садимся, а он… того.
Появляются новые лица, все в крайней степени любопытства. Ответственный товарищ напрягается:
— Что значит садимся, вас несколько было что ли?
— Да нет, один — он… — Слава кивает. — Видите, руку поранил.
— Ага, нечто подобное я и предполагал! — явно не без ликования шмякает гражданин, красноречиво глядя на зацветающую ссадину от шкафа. Прочие присутствующие едят меня взорами. — Человек-то чужой, что-то вы мне тут салазки закручиваете.
— Вы понимаете, он мой гость, — отчаянно лепечет Слава.
— Тут некий субъект! Подозрительного вида!.. — воинственно орет в трубку комендант. — Впрочем, видели и почище. Без бутылки, в общем, не разобраться!.. Ага, хорошо! — Кладет трубку.
— Пойдем-ка на месте посмотрим, — грозно постановляет твердыня порядка.
Начальство величественно возглавляет процессию, дальше понурые Слава и я, на легком расстоянии понятой народец.
— Ну что, будем платить, — всесторонне разглядев явление, сообщает товарищ.
— Позвольте, за что платить?! — возмущается Слава.
— А вот, за безобразие, — тыкает в отхожего инвалида.
— Нашей вины здесь нет, это, так сказать, стихийное бедствие!
— Вы мне оставьте стихию в покое! Может, еще домой утащите, а скажете, бедствие.
Комендант сладострастно принимается за меня:
— Докладывай, как ломал.
— Я захотел на двор, — глядя в упор, оскорбляюсь я, — и забрался с ногами на унитаз. Вы установили бракованную вещь, она не выдержала и сломалась. Я упал и получил травму. Теперь некоторое время не смогу работать, и государство понесет убытки.
— Ты мне здесь спектакль не устраивай! — чеканит страж. — Мы, видите ли, установили бракованную вещь! Это ты нарушил правила, если лазаешь по унитазам с ногами. Вон дощечка, сиди сколько влезет и никогда ничего не сломается.
Мою челюсть сводит, по этому случаю некоторое время безмолвен, затем интересуюсь:
— Сколько стоит сооружение?
— Оплата через ЖЭК, я думаю… — блюститель назначает цифру.
Я, вкрадчиво:
— Как вы думаете, сколько стоит моя жопа?
Дядя вскидывает глаза:
— Причем тут ваша… принадлежность?
Подхожу, встаю над предметом и немного приседаю, останавливаясь как раз над осколками.
— А вот причем. Вы должны радоваться, что мне удалось извернуться. Я бы с вас такой моральный ущерб содрал, мало не показалось.
— Какой еще моральный ущерб! — кипятится комендант. — Нашел, где мораль держать.