В ставшем напористей голосе Маурисио возникли бархатистые мурлыкающие нотки, а пальцы герцога в тот же момент слегка надавили на костяшки моих, усиливая впечатление от его слов и заставляя чувствовать себя робкой маленькой мышкой, угодившей в цепкие когти кота.
– Да, я подумывала о том, чтобы остаться здесь. Но я надеюсь, что фея позволит хоть один раз, на прощание, повидаться с родителями и Со… – договорить имя сестры мне не позволил настойчивый, властный поцелуй.
Одной рукой Маурисио крепче сжал мои пальцы, держащие папку с документами, а другой взял за талию, притягивая к себе. Мне пришлось прижать папку к себе, верхним краем она упиралась в грудь мужчины, служа ненадежным, чисто символическим барьером между нами. Сопротивляться не осталось ни сил, ни желания. Куда-то бесследно подевалась гордость, которую я холила и лелеяла годами. Исчезла, забрав с собой привычку легко не сдаваться никому и никогда.
Все так же уютно, но теперь не просто тепло, а жарко. Все так же приятно, но еще слаще, нежнее и ярче впечатления…
Да, этот чужой мир стал для меня родным. Он проник в самую мою суть… И нет, не изменил, не согнул и не сломал через колено. А лишь помог саму себя познать с другой, прежде незнакомой и, как скажет фея Розочкина, лучшей стороны. Подобной крошечному цветочному бутону, способному распуститься исключительно в особых условиях. Там, где над ним днем светит яркое и теплое золотое солнце, а ночью сияет серебряная луна. Там, где всегда уютно и тепло.
На новом месте обитания и в непривычной для себя роли, которая мне прежде в страшном сне присниться не могла, я поняла одну важную истину. Никакие карьерные достижения и материальные накопления не способны подарить столько же счастья и удовольствия, как обычная любовь. Такая простая, и в то же время труднодостижимая. Ее не купить и не найти целенаправленно. Она может лишь прийти в твою жизнь совершенно внезапно, как самое желанное на свете чудо, и будь то мир магический или обыкновенный, наполнить его сказочным волшебством. Будто по мановению волшебной палочки становятся чище, ярче и глубже ощущения всего того, что происходит вокруг тебя. Вдруг ты начинаешь понимать, что мир состоит из прекрасных незабываемых моментов. И тебе хочется, чтобы каждый из них продлился как можно дольше.
Вот и мне хотелось, чтобы великолепный поцелуй, от которого замирало дыхание и сердце отчаянно билось в груди, как бабочка об оконное стекло, неизбежно перерос в нечто большее. Я даже была готова, вопреки совершенно аномальному для меня послушанию, снова выпустить шипы, как кошка когти, не на всю длину, но так, чтобы не позволить ускользнуть любимому мужчине. Ведь я просто умру, если герцог прямо сейчас передумает и скажет, что после суда я должна собрать свои манатки и вернуться на Землю. Ну а вдруг его посетит неловкая мысль о том, что простая человеческая женщина ему не пара, или станет стыдно перед покойной женой… Да мало ли что может ему в голову взбрести. Нет, если он меня оттолкнет, мое трепещущее сердце не выдержит и разобьется вдребезги.
– Ох-ох, – раздался голос тетушки Маджери. – Кажется, я совсем не вовремя решила заглянуть в гостиную.
Мы с Маурисио в ту же секунду отпрянули друг от друга. С трудом удержав папку с документами в руке, я успела заметить краем глаза, как женщина исчезает в дверном проеме. Смеющийся, довольный взгляд Маджери красноречиво говорил о том, что заботливая тетя ничуть не возражает против наших с ее племянником отношений. Но только сам Маурисио смутился. Как истинный джентльмен, воспитанный в благородных традициях, он почувствовал себя неловко в сложившейся ситуации. Поправил галстук и воротничок рубашки, взял у меня папку с документами, чтобы убрать в закрывающийся на ключ узкий шкафчик.
– Пожалуй, нам действительно лучше дождаться вынесения приговора Леонарду, – подавляя вздох разочарования, сказал герцог, вновь повернувшись ко мне. – Когда судебный процесс закончится и тетушка Маджери вернется к себе домой, а слуги перестанут ради нашей безопасности ночевать в поместье… Тогда мы сможем остаться наедине. Для меня самое важное, дорогая Мира, что ты не возражаешь против того, чтобы остаться здесь, рядом со мной. Надеюсь, Эмма там, на небесах, сможет простить меня, не посчитает, что слишком рано забыл о ней. Она была чуткой, понимающей женщиной. Я просто не мог себе позволить отпустить тебя просто так, тихо и наигранно спокойно. Не мог не показать, сколь много ты значишь для меня. Понимаю, ты можешь сомневаться в искренности моих чувств. Думать, что всего лишь одинокий вдовец изголодался по женской ласке и решил, что служанка – идеальный вариант для краткосрочной, ни к чему не обязывающей интрижки. Ты вправе не верить в серьезность моих намерений, но…