Мой муж – чудовище

Джеральдина могла доставить мне неприятности, поэтому я заглянула на кухню, где Алоиз, чуть не плача, наливал Джасперу в бокал вина.

– Хочу теплое молоко со взбитым желтком и пряностями, – капризно потребовала я.

– Пошел вон, – сказал Алоиз Джасперу и повернулся ко мне. – Подумайте только, миледи, переводить такое вино на это вот отребье. Спросите меня, я скажу, на месте его милости держал бы я этого Филиппа подальше от дома. Сейчас все сделаю, ваша милость.

Джаспер убежал. Я присела на шаткий стульчик.

– Почему? – наивно спросила я.

Алоиз задумчиво посмотрел на яйцо, ловко разбил его, и ему не понадобилось никаких приспособлений, чтобы отделить белок от желтка. Мне осталось лишь восхититься.

– Бывший охотник, – ворчал Алоиз. – Как такие на любой постоялый двор приедут, полиция тут как тут. От того, кто шастает по лесу как по дому, всего можно ждать. Ходит бесшумно, ветка не треснет, половица не скрипнет, а потом у приличных господ пропадает что-нибудь. А думают все на нас, поваров, да на прислугу. А полиция за ними гоняется, да разве охотника сыщешь.

– Пусть Джаспер принесет мне молоко с желтком, – сказала я, поднимаясь и не отвечая на пылкую речь о Филиппе. – Или я пришлю за ним Джеральдину.

Не одна я подозревала Филиппа в том, что с ним что-то неладно.

Алоиз не ответил – руки его так и летали, взбивая желток венчиком, и я подумала – как было бы славно, если бы он поделился со мной своими секретами! Может, он сменит гнев на милость и на кухне я стану желанной гостьей.

– Если изволите, ваша милость, я на праздник гуся запекать буду… Рецепт мне учитель мой передал, никто так больше не готовит. Мальчишкам рановато, да и руки у них кривые, а вам расскажу.

Это была попытка задобрить меня или что-то иное? Но я кивнула, хоть и немного растерялась, и удалилась к себе. Никто не умеет читать мысли, Алоиз не исключение. Он хотел заручиться благосклонностью хозяйки, раз уж не представлялось возможным выставить ее из кухни, либо же пытался загладить свои слова про Филиппа.

Но ведь он сказал что-то важное. Что? Я тряхнула головой, потому что готова была видеть откровения в любом случайно брошенном слове. Но это никуда не годилось, потому что могло завести меня слишком далеко.

Глава двадцать пятая

Джеральдина встретила меня недовольно.

– Вода остынет, ваша милость, тут видите какая система, не нагреть: как налилось, так налилось. А вы, не приведи Ясные, заболеете, вот тогда милорд меня прикажет высечь.

– Он когда-нибудь кого-нибудь приказывал высечь?

Джеральдина замялась, разворачивая полотенца и делая вид, что она не выдумывает ответ на мой вопрос, а занята так, что не может отвлечься и на секунду.

– Господа всегда секут слуг, ваша милость. А как еще нам ум вбивать, мы же люди простые. А как высекут, так и поумнел.

– Так приказывал или нет?

– Я не знаю, миледи, но я же в дом только пришла.

Она помогла мне раздеться, и отчего-то в ее движениях чувствовалось нетерпение. Я подумала, что она просто устала, у нее тоже была беспокойная ночь, возможно, бессонная, но, несомненно, страшная.

– Можешь отдохнуть, если хочешь, – предложила я.

– Его милость приказал быть рядом с вами, – проворчала Джеральдина. – Ох, тут на платье воском капнуло, позвольте, я почищу его.

– Ты можешь поспать со мной в комнате, – тоном, не допускающим возражений, заявила я. И если бы кто спросил, что мной двигало, откуда родилось такое упрямство, я не ответила бы сама. – Пока милорд не придет, потом встанешь и уйдешь.

– Только платье ваше почищу, ваша милость, и сразу приду.

Вода в ванне была приятно горячей, и меня понемногу разморило. Я слышала словно сквозь сон, как кто-то ходил по спальне, и нежилась, лениво полоская мочалку в воде и пробуя разные ароматные мыла. Сколько их было, не передать, – и внезапно меня осенило, что их положили специально, ведь их не было здесь еще с утра и не было в моей ванной. Мой муж так распорядился или…

Я выскочила из ванны так быстро, что вода расплескалась по полу. Я попыталась судорожно замотаться в полотенце, которое оказалось слишком маленьким, и, негодуя, схватила и встряхнула простыню. Мой муж в любой момент может войти сюда и увидеть меня в чем мать родила!

Пугало меня это или…

Были слова, которые я мысленно боялась произнести в том самом, запретном смысле. Они оставались даже сейчас, когда, казалось бы, я уничтожила все условности. «Приятно возбуждена» в предвкушении праздника, но не в ожидании мужа, не так ли?

Были вещи, которые я не осмеливалась проделывать, в отличие от моих сестер. Я знала об их непристойностях и молчала перед священником, ощущая жгучий, убивающий стыд, и готова была пасть во Тьму, но не признаться в ужасных мыслях – и тем более в намерениях. Нам всем снились позорные сны, но сестры делились ими друг с другом, я же краснела и убегала. Всему был предел, моей смелости перед ликами Ясных – тоже.

Наверное, часть моей жизни прошла, пока я пряталась под одеялом.