Мой муж – чудовище

Я собиралась возразить, что меня ждут кухня, Томас и Джаспер, и Алоиз, как мне показалось, охотно сдаст свои рубежи и присоединится, но Тьма хохотала вдали, подсказывая, что делать.

– Да, приготовь.

Я подождала, пока Джеральдина скроется в ванной комнате. Я уже успела заметить, что там стоит одно из новейших изобретений – я видела такое в покоях настоятельницы убежища Ясных созданий, герцогини и доброй знакомой моей мачехи. Летом – вода, а зимой – снег наполняли огромные баки на крыше, и палящее солнце или печные трубы согревали их. Я спросила – как же непритязательность прячущихся и презрение к благам мирским, и мне, конечно, мачеха едва не влепила пощечину, а настоятельница перехватила ее руку и объяснила, что Ясные и только они дают разуму человека волю и все, что на благо душе и телу, исходит от них… Я мало что поняла тогда, кроме того, что нет ничего в этом дурного, и дело вовсе не в том, что настоятельница богата, как сам король, и скрывается от лишнего внимания в этих стенах…

Так что Джеральдина должна была провозиться долго. Когда она загремела печной заслонкой, я выскользнула в коридор.

Подслушивать – низко, мерзко, недостойно леди, но вместе с тем – простой и изящный способ узнать то, что кто-то пытается скрыть. Не зная, что ты так близко, никто не лжет никому о тебе, не это ли нужно?

Я так услышала, что мой муж боится меня…

Я пробежала до конца коридора, где располагались комнаты слуг. Одна дверь была приоткрыта, и я заглянула туда, напомнив себе, что в моем доме нет для меня запретных мест.

– Тс-с! – Томас не удивился, но подал мне знак, чтобы я молчала, а затем припал ухом к стеклянной посудине, приставив ее к стене.

– Что ты делаешь? – изумилась я.

Томас мне не ответил. Он был весь внимание – настолько, что я пожалела, что больше такой посудины в комнате нет… Но я ведь была здесь хозяйкой?

– Пусти меня, – приказала я, понимая, что он не посмеет перечить. Томас и в самом деле отдал мне посудину, и я приникла к ней так же, как только что делал он.

Но, к моему величайшему огорчению, я ничего не услышала толком.

– Тут нужен навык, ваша милость, – прошептал Томас. – А мы часто подслушивали постояльцев.

Я разочарованно кивнула. Да, когда мы останавливались в постоялых дворах, мачеха постоянно предупреждала – у стен есть уши. Все, кто работал в таких местах, были осведомителями полиции, от хозяев до мальчиков на побегушках. Томас подмигнул мне, забрал посудину и принялся слушать.

– Это зверь какой-то, – быстро и очень тихо поведал он. – Доктор так говорит. Рана серьезная, но не глубокая, однако Филипп не разрешает ее осмотреть. Ему плохо.

– Он умирает? – спросила я, поразившись своему равнодушию. Потому что я могу быть права, и не Летисию он искал, а разбойничал, за что поплатился.

– Нет вроде бы, но так-то кто знает.

Мы помолчали.

– А зачем ты слушаешь?

– Потому что могу? – смешно пожал Томас плечами. – Ваша милость, меня же туда не пустят.

– Где ты был? – перебила я. Момент для вопроса получился подходящий и неуместный одновременно, но я должна была знать.

– В село бегал, миледи, только его милости не выдавайте, там одна женщина родит скоро, а она добрая, я ей разного вкусного с кухни отнес, что его милость и вы не доели.

Я вспомнила, как мялся Джаспер, когда я расспрашивала его, и уточнила:

– Джаспер тоже собирал угощение?

Разумеется, Томас не выдал друга, но по смущенной улыбке я все поняла и ругать их за это никогда бы не стала.

Томас посерьезнел, слушая то, о чем говорили за стеной. Я насторожилась.

– Что там такое?

– Э-э… я не разобрал. Очень тихо бормочут.

Томас еще не умел врать, а может, не счел нужным скрывать от меня: он врет, потому что не мое это дело. Так не солгал ли он о причине, по которой бегал в село? Ночью, конечно, чтобы об этом никто не узнал… после того, как исчезла Летисия?

Я поднялась и вышла в коридор. Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта, и я подосадовала, что потеряла время в комнате Томаса. Жизнь учит быть умнее, укорила себя я, и подсказывает осмотреться, а не брать бездумно то, что лежит прямо перед тобой.

– Завтра уймется, – услышала я голос лорда Вейтворта. – Завтра срок.

– Не уймется, ваша милость, на небо-то гляньте… – Слова Филиппа я разбирала с трудом. – Доктору только скажите, что не надо меня так… Зверь – он или до смерти задерет, или потреплет, так впервой мне, что ли, оклемаюсь. Выпить бы.

– Принесите ему выпить, – неожиданно покладисто согласился лорд Вейтворт. Доктор, судя по всему, стал возражать, но я уже не слушала, потому что мне пришлось метнуться в тень, в простенок, и я порадовалась, что этот коридор освещался слабо, а на мне было темное платье. Крадусь как воровка, прячусь во мраке, Тьма властвует надо мной, и нет мне возврата к свету чертогов.

Пожалуй, и общество отца Джорджа мне уже ни к чему.

Кто-то затопал по коридору – Джаспер, а мне нужно было возвращаться, пока меня не хватились. Зверь, значит, это был зверь. Несчастное животное, защищавшее свою жизнь.