Мой муж Одиссей Лаэртид

Тем же, кто с браком торопит, такую я выткала хитрость:
Прежде всего божество мне внушило, чтоб ткань начала я
Ткать, станок превеликий поставив вверху, в моей спальне,
Тонкую, очень большую. я им объявила при этом:
— Вот что, мои женихи молодые, ведь умер супруг мой,
Не торопите со свадьбой меня, подождите, покамест савана
Я не сотку, — пропадет моя иначе пряжа! —
Знатному старцу Лаэрту на случай, коль гибельный жребий
Скорбь доставляющей смерти нежданно его здесь постигнет,
Чтобы в округе меня не корили ахейские жены,
Что похоронен без савана муж, приобретший так много. —
Так я сказала и дух им отважный в груди убедила.
Ткань большую свою весь день я ткала непрерывно,
Ночью же, факелы возле поставив, опять распускала.
Длился три года обман, и мне доверяли ахейцы.
Но как четвертый приблизился год, и часы наступили,
Месяцы сгибли, и дни свой положенный круг совершили,
Через рабынь, бессердечных собак, все им стало известно.
Сами они тут застали меня и набросились с криком.
Волей-неволей тогда работу пришлось мне окончить.

Гомер. Одиссея

Телемах охотно пирует с моими женихами — ему нравится чувствовать себя на равных со взрослыми мужчинами и воинами. Я очень надеюсь, что это пойдет ему на пользу.

Для меня неприятной новостью стало, что Телемах прилюдно сомневается в отцовстве Одиссея. Не знаю, кто внушил ему эти мысли... Иногда он начинает пространно рассуждать о том, что ни один человек не может наверняка знать, кто его отец. Он говорит, что сыном Одиссея считает себя лишь со слов матери. Еще год назад меня оскорбили бы такие разговоры, но сейчас, когда вся Итака судачит о моих многочисленных женихах, не мне обижаться на это — я сама дала Телемаху повод сомневаться в моей добродетели... И все-таки сын не должен говорить о матери подобных вещей.

«...Ты же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая:
Подлинно ль вижу в тебе пред собой Одиссеева сына?
Страшно ты с ним головой и глазами прекрасными сходен.
Часто в минувшее время встречались мы с ним до того, как
В Трою походом отправился он, куда и другие
Лучшие из аргивян на судах крутобоких поплыли.
После ж ни я с Одиссеем, ни он не встречался со мною».
Ей отвечая, сказал рассудительный сын Одиссеев:
«Я на вопрос твой, о гость наш, отвечу вполне откровенно:
Мать говорит, что я сын Одиссея, но сам я не знаю.
Может ли кто-нибудь знать, от какого отца он родился?»

Гомер. Одиссея

Во дворце теперь часто бывает Евмей — ведь по моему приказу свинопасы должны каждый вечер пригонять для гостей откормленного кабана. Иногда Евмей остается в пиршественной зале и садится в углу — рабыни подают ему хлеб и вино, как и другим гостям, а женихи, которые сами готовят мясо, выделяют ему его долю. Евмей ест и пьет с ними, но, мне кажется, он сильно не одобряет все, что происходит во дворце.

Вчера я усадила Евмея рядом с собой. Женихи еще только свежевали туши на заднем дворе, и нашему разговору никто не мог помешать. Евринома подвинула нам стол, принесла хлеб, сыр, оливки, вареные бобы, смоквы и яблоки... Меланфо подала серебряный таз для умывания и из золотого кувшина полила Евмею на руки. Потом принесла кратер с разведенным вином.

Я подумала, что в те времена, когда Одиссей жил дома, Евмея не слишком часто приглашали за стол — разве что Антиклея могла накормить его в сторонке.

— Евмей, ты хотел бы, чтобы Одиссей вернулся?

— Что ж, он хозяин...

— Но ты-то обрадуешься?