Мой муж Одиссей Лаэртид

— Твои служанки сами смеются надо мной, достойная Пенелопа... Что ж, им недолго осталось смеяться... Да и всем остальным тоже... Я не позволю дерзким девчонкам касаться моего тела. Нет ли у тебя почтенной старой женщины, которая была бы достойна омыть мне ноги?

Нищий бродяга ставит условия мне, царице! Понял ли он, что я узнала его?

— В моем доме живет рабыня Евриклея, бывшая кормилица моего бывшего мужа. Она почти выжила из ума, и я охотно продала бы ее, но за нее никто не даст и горсти муки. Устроят ли тебя ее услуги, старик?

— Да, Пенелопа. Ведь ее господин, как и я, скитается сейчас по чужим людям — быть может, где-то такая же старуха омоет и его ноги со старанием и почтением.

Я кликнула Евриклею. Она принесла медный таз, смешала горячую и холодную воду. Тем временем странник передвинул свой табурет подальше от огня... Если он не хотел, чтобы старуха узнала его, почему он не согласился на услуги молодых рабынь, родившихся после его отъезда? Неужели ненависть к девушкам, которые подшучивали над ним, оказалась сильнее осторожности? Мне стало страшно — от этого человека пахло ненавистью и ложью. Впрочем, они пахнут одинаково — я только теперь поняла это.

Близко от нас Одиссей, в краю плодородном феспротов,

Жив и много домой сокровищ везет богатейших,

Собранных им у различных народов. Но спутников верных,

Полный корабль свой в волнах потерял он, едва лишь покинул

Остров Тринакрию. Гневались Зевс на него с Гелиосом

Из-за коров Гелиоса, убитых людьми Одиссея.

В буйно плещущем море товарищи все потонули,

Сам же на киле судна был выброшен он им на сушу

В край, где родные бессмертным богам обитают феаки.

Эти феаки, как бога, его почитали всем сердцем,

Много даров подарили и сами желали отправить

В целости полной домой. И был бы давно он уж дома.

Много, однако же, выгодней счел Одиссей хитроумный

Раньше побольше объехать земель, собирая богатства.

Он в понимании выгод своих выдавался меж всеми.

В этом бы с ним состязаться не мог ни единый из смертных.

Все это так мне Федон рассказал, повелитель феспротов.

Мне самому поклялся он, свершив возлияние в доме,

Что и корабль уже спущен и люди совсем уж готовы,

Чтоб отвезти Одиссея в желанную землю родную.

Гомер. Одиссея

В углу, где уединились нищий с Евриклеей, слышалась какая-то возня, звон воды о медные стенки. Потом старуха вдруг вскрикнула, раздался плеск, и я увидела, как вода из опрокинутого таза растекается по полу. Евриклея сидела на полу, схватив обеими руками ногу старика и вперившись в нее глазами. Я поняла, что так напугало ее, — шрам. Шрам, который двадцать пять лет тому назад оставил на ноге Одиссея кабан, обитавший на Парнасе. Евриклея узнала своего питомца.

Нищий понял, что его тайна раскрыта. Он схватил старуху за горло:

— Молчи, старая!

— Дитятко, дитятко мое... — хрипела она.

— Я убью тебя, если ты выдашь меня... Не посмотрю, что ты вскормила меня своей грудью...

— Пусти меня... Я буду молчать...

Нищий отпустил старуху, и она повалилась на пол, хватая воздух.

— Не тронь меня, господин! Я все расскажу тебе о том, что творилось в доме, назову всех рабынь, которые бесчестили тебя...

Я сидела, не поворачивая головы, мои пальцы мерно крутили нить и наматывали ее на веретено. Почему я не продала эту старую суку! Почему я не избрала себе мужа, пока у меня было время! Завтра утром один из женихов получит мою руку. Их сто с лишним человек — молодых сильных юношей, лучших юношей Итаки и островов. Неужели среди них не найдется ни одного мужчины! Мне не нужны их богатства и их подарки. Мой первый муж выиграл ради меня состязание в беге — бежать можно и с поля боя... Завтра во дворце будет иное состязание — мужчин и воинов. Тот, кто окажется первым, получит мою руку, мою любовь и трон царя Итаки. И он же получит смертельного врага, с которым ему предстоит помериться силами.

Да помогут боги тому, кто победит завтра!

...За горло старуху

Быстро правой рукою схватил Одиссей, а другою

Ближе к себе притянул и шепотом стал говорить ей

«Иль погубить меня хочешь? Сама ведь меня ты вскормила

Грудью своею! Трудов испытав и страданий без счета,

Я на двадцатом году воротился в родимую землю.

Раз внушил тебе бог и ты обо всем догадалась,

То уж молчи! И чтоб дома никто обо мне не проведал!

Вот что тебе я скажу, и это исполнено будет:

Если моею рукой божество женихов одолеет,

Не пощажу я тебя, хоть меня ты вскормила, когда я

В доме начну убивать других моих женщин-прислужниц».

Гомер. Одиссея

На следующий день гости собрались во дворце раньше, чем обычно, — был праздник Аполлона, и мои женихи хотели после обеда успеть в священную рощу, где жители острова приносили гекатомбы Стреловержцу. Евмей, Филойтий и Меланфий пригнали скот во дворец и остались обедать с женихами. Там же был и Телемах. Я не спускалась вниз, но по шуму и возбужденным голосам, доносившимся из мегарона, догадалась, что нищий старик снова стал предметом для издевательств и поводом для ссор.