– Плохо, Паша, – тускло сказал он. – А ты?
– Как видишь, – отвел я взгляд.
Мы замолчали на долгую минуту. Я боялся на него смотреть, а он не знал, что мне сказать. Вероятно, мне нужно было уходить, но очень боялся, что не смогу увидеть его вновь так близко, поэтому продолжал стоять, как идиот, уставившись в грязный асфальт.
– У меня родители уехали на все выходные к друзьям на шашлыки, – внезапно заговорил Ваня, доставая ключи из кармана. – Хочешь чаю?
– Хочу, – кивнул я, наконец, подняв на него глаза.
Он лучисто мне улыбнулся, взял под локоть и повел к подъезду. Его рука была теплой, а от него пахло какой-то туалетной водой, которой прежде не было. Мы не обронили ни слова, пока не поднялись на седьмой этаж. Квартира была просторная, трехкомнатная с небольшим холлом. Отделана традиционным для русских людей способом, с коврами на полах, диванами и корпусной мебелью. Я будто оказался в квартире моей бабушки, почувствовал себя уютно и легко.
– Проходи, – пригласил Ваня, с интересом наблюдая за моей реакцией.
– У вас нет животных?
– Нет. У отца аллергия на шерсть. Проходи в гостиную. Ты голоден?
– Нет, спасибо, – покачал я головой, шагая в указанном направлении.
– Тогда поставлю чайник.
Я вошел в комнату и встал возле семейных снимков. На них Ваня был маленьким и веселым, обнимал женщину, судя по всему, его мать, и держал за руку мужчину в полицейской форме. На другой фотографии Ваня был старше, сидел на морском валуне в брызгах волны. На третей – изображен тот же полицейский, но старше, с проседью в волосах. Можно было не гадать, чтобы понять, кто это такой. Я сглотнул набежавшую слюну и уставился на вошедшего парня во все глаза:
– Твой отец мент?!
– Да, – покивал Ваня, улыбнувшись. – Подполковник.
– А фамилия какая?
– Голубев. Ты его знаешь?
– Нет. Праздное любопытство. Значит, по его стопам решил пойти?
– Вряд ли, у меня не очень хорошая физическая подготовка.
– Почему ты нас ему не сдал? – спросил я в лоб.
Ваня было что-то хотел ответить, но внезапно замолчал и поджал губы. Мозаика сложилась сама по себе и ответы на вопросы о больнице нашлись мгновенно.
– Так это он определил меня в палату? – озвучил я свои мысли, на что Ваня кивнул. – Почему же не запретил со мной общаться?
– А он запретил. И выпороть грозился, – хмыкнул Ваня и отвел глаза. Мне стало неловко и стыдно вдвойне. Лучше всего мне было уйти, но он остановил меня своим вопросом: – Ты не надумал лечиться?
– Пока нет.
– Почему?
– А зачем? Моя жизнь всегда была никчемной с самого рождения. Это у тебя есть цели, а я на этом празднике жизни лишний.
– Почему ты так говоришь?! – вскрикнул Ваня, заставив меня нахмуриться. – Ты такой талантливый, добрый и искренний человек! Да о таком парне любой бы мог мечтать! А ты гробишь свою жизнь, прикрываясь какими-то мнимыми проблемами!
– Ты же ничего обо мне не знаешь!
– Но ты и не позволяешь узнать и понять тебя! Расскажи!
Из кухни раздался протяжный противный свист – это чайник закипел, и Ваня отправился его выключать. А я, воспользовавшись моментом, метнулся в прихожую. Нужно было уходить, только на этот раз пересилить себя и не возвращаться. Но я не успел: меня за руку схватил Ваня:
– Почему ты бежишь от меня?! Я знаю, что ты наблюдаешь за мной и под окнами часами стоишь, так неужели нам не пора поговорить?!
– Я больше не приду, – покачал я головой и проглотил тугой ком в горле. – Зачем я тебе нужен?
– Разве нужно объяснять подобные вещи? Я люблю тебя! И мне больно смотреть, как ты себя гробишь!
Я смотрел на него во все глаза. Какой же глупый. За что меня можно любить? От таких, как я, шарахаются, а он любить вздумал. Но это признание подкосило меня сильнее всех жизненных неурядиц и разочарований. Тяжесть, все это время огромным камнем сдавливающая мою грудь, лопнула и превратилась в огненную лаву. Я не плакал никогда в жизни и думал, что не способен на это. Оказалось, я ошибся. Слезы медленно текли по моим щекам, а я был не в силах вымолвить слова или пошевелиться. Зато Ваню ничего не могло удержать: он подскочил ко мне и крепко обнял. Я зарылся носом в его шелковистые волосы и крепко зажмурился, продолжая молча лить скудные слезы. Как же приятно было его обнимать. Как же я был счастлив, осознав, что кто-то на этом свете меня все-таки любит. И мне внезапно стало страшно, что я его разочарую, не оправдаю его любовь и не смогу отплатить тем же.
– А если мне лечение не поможет? Или после него я сорвусь? – пробормотал я.
– Главное, что ты готов к этому, – ответил Ваня, отстраняясь от меня. Он вытер мокрые дорожки с моих щек и погладил по плечам: – Возвращайся в комнату, а я приготовлю чай. Ты точно не голоден?
– Нет, – покачал я головой и поплелся обратно в гостиную. Там присел на широкий диван и уперся локтями в колени, ожидая своего мальчика.