– Лучше в магазин схожу и приготовлю чего-нибудь. Тебе поесть надо.
То, что мне было нужно, лежало в черной папке рядом со мной, но озвучивать я это не стал. Дождавшись, когда Ваня выйдет из квартиры, достал шприц и жгут. Неторопливо снял пиджак, осторожно свернул и положил на спинку дивана. Закатал рукав на левой руке и посмотрел на еле заметные вены на запястье. Тогда я подумал, что действительно пора прекращать и эта доза будет последней, и сам себе не поверил, горько усмехнувшись. Наркотик попал в кровь и молниеносно распространился по организму, убрал мое напряжение и усталость. По белому потолку поплыли розовые облака, затем стали оранжевыми и желтыми. Он начал отдаляться, и на его месте образовалось голубое небо. Внезапно мне показалось, что я лежу не на своем диване, а на зеленом лугу. Вокруг летали различные насекомые, пели соловьи, и легкий ветерок колыхал молодую травку. В нос ударяли изумительные запахи цветов и сырой земли. Видимо, неспроста решили закапывать людей после смерти: в земле покой и умиротворение. Сколько я так лежал, любуясь природой, не знаю, я совершенно потерялся во времени, но вскоре перед глазами появилось лицо моего любимого Вани, и почему-то оно было обеспокоенным. Он что-то говорил, но почему-то я его не слышал. Мне хотелось спросить: «Что случилось?», но губы и язык меня не слушались. Я словно онемел и не мог пошевелиться. Ваня начал трясти меня за плечи и бить по лицу, но я ничего не чувствовал. Постепенно обстановка начала меняться. Мое видение рассеивалось, и я вновь оказался на диване в своей квартире. Звуки начали слышаться, но как через вату. Ваня кому-то звонил и размахивал руками, по его щекам текли слезы. Что же могло случиться, что мой малыш так расстроился? Наконец и вата растворилась, дав мне возможность услышать фразу, сказанную навзрыд:
– Приезжай скорее, я тебя очень прошу, папа!
Зачем он звонит отцу? Но оформиться моя мысль не успевает, вместо звуков я начинаю слышать звон, который все нарастает и становится невыносим. Я пытаюсь закрыть уши руками, но ничего не выходит. Голова кружится, меня начинает тошнить. Кажется, меня вырвало, но точно не скажу, потому что сознание уплыло. Следующее мое воспоминание — это боль. Мне трудно дышать, словно на груди огромная чугунная ванна, а в кости втыкают сотни игл и выкручивают. Где-то издалека слышится голос Вани:
– Ты согласен лечиться? Согласен?
Я пытаюсь открыть глаза, но ничего не выходит. Где я находился и что происходило, совершенно не понимал, а в голове звучал лишь Ванин вопрос: согласен? Я хотел ответить «да», мы же договаривались. Но губы разлепить не сумел, поэтому молча кивнул и улетел в темную бездну небытия, где было темно и одиноко, как и всю мою недолгую жизнь.
Глава 7
Следующие две недели я жил в аду. Если кто-то когда-то задумывался над тем, каково находиться там, спросите меня. Ад – это боль, безбрежное море боли в беспросветной тьме. Мои мышцы сокращались сами по себе, суставы выворачивало наизнанку, голову сковывали спазмы, словно посетила мигрень, увеличенная втрое. Я не мог расслабиться в этой безудержной тряске, от чего становилось еще хуже. Свет и посторонние звуки раздражали, собственные стоны и крики казались громче в несколько раз. Шаги по коридору, разговоры шепотом, шелест листьев за окном – все действовало против меня, звуча как гулкий чугунный колокол в голове. Ко всему прочему из меня текло отовсюду: из носа, глаз, задницы. Меня постоянно рвало, подо мной было мокро, даже эрекцию я контролировать не мог и кончил несколько раз в штаны. Но как бы мне не было плохо и больно, сознание оставалось ясным, спасительный обморок не наступал, и организм продолжал мучиться и корчиться в конвульсиях. Впечатление такое, что «ломка» – это полностью вывернутый наизнанку кайф. Вместо теплоты и расслабленности – дикая боль, океан боли и полная невозможность расслабить мышцы. Тогда приходил какой-то мужик в белом халате и делал мне укол. Благословенное небытие – все, что нужно мне было в тот момент.
Когда-то я читал, если хоть один раз в жизни отломался всухую, то никогда не захочется второго раза, поэтому наркотики и даром будут не нужны. Или, начав сначала, не бросишь никогда. В следующее свое бодрствование я старался попросить серьезного санитара деревянным языком не давать мне лекарств. Но он хмыкнул и не послушал, попытался ввести иглу мне в вену. Я задергался и закричал, попробовал вскочить с жесткой кровати, только меня легко вернули на место и укололи. Наступило расслабление и возможность вздохнуть полной грудью, глаза налились свинцом, сознание начало отключаться. Перед самым провалом в черную пустоту я успел отметить, что мои щиколотки и запястья чем-то стянули, а над головой раздался хриплый бас санитара:
– Надо сказать Светлане, что этот буйный.