Светлана Васильевна заставляла ежедневно подниматься с кровати и в определённое время приходить к ней в кабинет для разговора. Я приходил. Вернее, меня поднимал и приводил мой персональный шкаф с антресолью. Докторша пыталась вывести меня на диалог, а я не понимал, для чего он, поэтому молчал. Мне казалось, что я замер в какой-то оболочке, и видел, как мимо меня проходят дни, будто в перемотке. Утро сменялось днем, день – вечером, вечер – ночью. И так по кругу. За окном небо было постоянно затянуто тучами; на тумбочке неизменно стояла тарелка с жижей, именуемая кашей; санитар постоянно заставлял меня что-то делать, и если бы не он, то, по всей видимости, я бы так и превратился в статую.
Постепенно я привык к распорядку дня и заблаговременно сидел у тумбочки, когда мне в палату приносили еду, стоял у двери, когда нужно было идти к врачу, ходил сам в душ и туалет. Как дрессированная собака, у которой нет выбора. Тогда меня начали снимать с препаратов и появилась бессонница. Я смотрел на унылое небо и пытался восстановить мышление. Ведь когда-то у меня был неслабый IQ, а теперь вместо мозгов такая же кашица, как и в тарелке на обед. Я не мог, как ни напрягался, вспомнить ни одного детского стишка, которые заучиваешь в школе раз и на всю жизнь. Где же находился этот чертов дуб? У моря, что ли? Это злило. Но не настолько, чтобы эмоции нашли выход. Сколько ночей я не спал — не знаю, но именно бессонница стала моей спутницей на некоторое время. Тогда все звуки пропадали. Становилось спокойно и легко. Никто не гремел посудой и ведрами, не задавал мне вопросов, никуда не требовал идти. И лишь спустя месяц я смог уснуть.
Однажды утром за окном я увидел снег. Я стоял и недоуменно смотрел на него, словно внезапно оказался на другой планете. Совершенно потерялся во времени. За спиной маячил взволнованный санитар. Еще бы – пациент впервые за долгое время проявил активность самостоятельно.
– Какой месяц? – спросил я, не оборачиваясь и не обращаясь ни к кому конкретно.
– Начало декабря, – ответил санитар, став за спину почти вплотную.
– Долго. Сколько я еще здесь пробуду?
– Пока легче не станет.
– А станет легче? – посмотрел я на свой «шкаф» через плечо.
– Обычно становится, – пожал плечами удивленный санитар.
– Когда меня переведут в общую палату? Я теперь самостоятельно все делаю.
– Вроде не переведут. Слышал, кто-то заплатил за тебя, будешь в отдельной.
– Кто заплатил? – повернулся я к нему полностью.
– Откуда я знаю? Васильну спроси.
В голове возник образ Вани. Неужели он у отца деньги выпросил? Меня внутренне подбросило от волнения, и мне срочно понадобилось встретиться с врачом. Как она вообще смогла взять деньги с этого мальчишки? Он же ребенок совсем и не понимает, что делает. Светлана приняла меня незамедлительно, удивленная моей активностью, и убедила, что ни с каких детей денег не брала.
– Кто тогда заплатил? – продолжал пытать я.
– Соловьев Александр, – охотно ответила докторша, с интересом глядя на меня. – Кем он вам приходится?
– Мой друг и партнер по бизнесу, – растерянно ответил я. Совершенно не ожидал, что Сашка будет оплачивать лечение и мой комфорт.
– Хорошие у вас друзья. А о каком мальчике вы так переживаете?
– Это имеет значение?
– Имеет, раз мысли о нем заставили вас подняться с постели.
Я смотрел на Светлану Васильевну, как баран на новые ворота, не зная, что и ответить. Вроде не сложный вопрос задала, но ответ сформулировать было проблематично. Странно, что о Ване я не вспоминал все это время, погруженный в собственные муки тела и души. Это же ради него я загремел в психушку. Теперь он мне казался далеким воспоминанием или странной фантазией, вызванной героином. На мгновение я даже засомневался в его реальном существовании. Докторша ждала ответа, продолжая рассматривать меня, как диковинную зверюшку, а я облизывал губы и все не мог собраться с мыслями.
– Мой парень, – отозвался я наконец, отведя глаза. Тогда я решил, что моя ориентация уже не имеет значения, раз оказался в подобном месте.
– Давно вы вместе? – быстро задала Светлана следующий вопрос, пока я опять не ушел в себя.
– С мая.
– Судя по всему, у вас к нему сильные чувства, раз решились лечиться?