Мой наркотик (СИ)

Я не ответил на глупый вопрос. И вообще больше ни на один вопрос в тот день не ответил. Мысли в голове начали сходить с ума. Перед глазами возникали образы моего мальчика, и бесконечные вопросы касательно будущего заполняли сознание. А что, если его образ я себе действительно придумал, и он не такой замечательный, каким я его видел под кайфом? Что со мной будет, если я выйду, а он от меня откажется? Что, если нам не будет комфортно вместе, как раньше? Буду ли я ему снова интересен, или он мне? Я думал и думал, грыз ногти и кусал губы, беспокойно вышагивал по палате и барабанил пальцами по подоконнику, пока в один момент не понял, что хочу дозу. Меня тряхнуло, как от удара током. Только не это! Меня бросило в жар и затряслись руки. Появилось непреодолимое желание уколоться, неважно чем, лишь бы в вену. Сознание помутилось и, кажется, я завыл от бессилия. Меня скрутили и привязали к койке. Прибежала Светлана, но запретила колоть меня нейролептиками.

– Это сухая абстиненция, – спокойно констатировала она. – Погода меняется, вот он и мечется. Пройдет скоро. Можно на ночь будет дать легкого седативного.

Как я позже узнал, мое состояние действительно можно было списать на атмосферные явления. Дело в том, что организм наркомана очень похож на организм старика, и мой мозг реагировал на электромагнитную обстановку точно так же, как мозг пожилого человека. При изменениях среды, стрессах он начинал «требовать» облегчения своей деятельности, понятное дело, с помощью того же привычного для него вещества – героина. Но опытные врачи вмиг распознали мое состояние и приняли меры.

После того случая я буквально возненавидел себя за слабость и зависимость. Я все время ловил себя на мысли о наркотиках, ежедневно и ежечасно. Не мог отделаться от чувства, что чего-то не хватает, как свежего воздуха или воды. И все время себе говорил, что я молодец, я выдержу и мне не дадут сорваться, а потом станет легче и я забуду о наркотиках. Забуду о чувстве эйфории и легкости, забуду о сказочных видениях и космосе, в который погружался.

Так прошел еще один месяц. Персонал больницы скромно отметил Новый год. Мой «шкаф» поздравил меня: принес в палату сок и фрукты. Мне показалось, что он улыбнулся. Разговоры со Светланой постепенно налаживались. Мы смогли установить контакт, так сказать. Она действительно умела слушать, что, безусловно, ценное качество для психолога, поэтому я смело рассказывал о себе и Ване. Поведал о своих страхах на его счет, и об отсутствии малейшего представления о дальнейшей жизни. А потом я узнал, что мне разрешены свидания. Это было неожиданно и волнительно. Первым в списке на встречу был Голубев. Вторым – Соловьев, и на этом он заканчивался. Да, немного людей в этом мире, которым я нужен. Но слава богу, что они все-таки есть. Светлана лично им сообщила, что мое состояние стабилизировалось и они могут приехать, и через день в комнате для свиданий меня ждал мой Ваня.

Когда мне об этом сообщил чем-то довольный санитар, я почувствовал нерешительность и страх. И это удивительно, я же очень хотел его увидеть. Ради него все это и затевалось, ради него я прошел через ад. А перед самым входом в общий зал, где расположились несколько длинных столов и скамеек вдоль них, я замер как вкопанный и не мог двинуться с места. В моей душе проносился ураган эмоций, тело бросило в жар, а руки заходили ходуном. Я не смог открыть эту дверь, не смог переступить порог, я струсил. В том узком коридоре, отделанным светлым кафелем, я впервые в жизни почувствовал жгучий стыд. Мне было стыдно за свое поведение и за свои действия. Стыдно за то положение, в котором оказался. Стыдно за свой страх предстать перед ним сейчас. Еще я боялся увидеть в его глазах жалость, отвращение или брезгливость. Я не хотел, чтобы он принуждал себя к общению со мной из чувства долга. Не хотел, чтобы он боялся сказать или сделать лишнее из опасения, что я могу сорваться и взяться за старое. Я был не готов с ним видеться, как бы мое сердце не разрывалось на части, и как бы ему от моего поступка не было больно.

Позже мне Светлана рассказала, что Ваня очень расстроился. Передала мне одежду и продукты, которые он принес с собой, а потом долго и обстоятельно меня пытала, выуживая информацию о скрытых чувствах и мотивах поступка. Она словно бульдозер таранила меня вопросами, стараясь оценить состояние и дать какой-то прогноз. Второго из списка свиданий, Александра, я встретил без особых тревог и волнений. Институтский друг и партнер по бизнесу выглядел отлично, чем привлек внимание всех находившихся в общем зале. Он был одет в дорогой костюм и голубую рубашку, туфли, как заведено, начищены до блеска, а вокруг него витал приятный аромат дорогого парфюма. Он тоже принес мне фрукты, печенье и чай; бодро улыбался, сидя напротив, совершенно не смущаясь стоящих поодаль санитаров:

– Отлично выглядишь.

– Врешь, – хмыкнул я, прекрасно зная, что похож на ходячий труп.

– Доктор сказала, что тебе нужны исключительно положительные эмоции.

– Она клевая. Сколько ты ей платишь?