Мой наркотик (СИ)

Развязной походкой он двинулся к двери, а следом потянулись и его прихлебатели. Выглядели они словно ничего не соображающие зомби, худые, в старой одежде, но продолжающие улыбаться, словно окружающий их мир волшебная сказка. Мне хотелось пинками ускорить их вялое движение, но я дождался, когда последний выйдет за порог, и с облегчением захлопнул дверь. Их появление выбило меня из колеи. Озноб усилился, добавилась и головная боль. Брошенный мною плед остался у дивана, потому я вернулся в комнату, но замер, уставившись на журнальный столик. На гладкой поверхности рассыпался белой пылью героин, а рядом ждали своего выхода ложка, ампула с физраствором и шприц. Все готово к употреблению и призывно меня ожидало. Я готов поклясться, что героин кристальный, как слеза младенца. Это чистой воды провокация, предложение вернуться в строй прямого потребителя и зарабатывать на нем деньги.

Меня передернуло. Я смотрел на столешницу, как на ядовитую змею, но физически ощутил призыв порошка, прошедший по моим венам разрядом электричества. Во рту мгновенно пересохло. По телу прошла дрожь. Я неспешно опустился на мягкое сиденье и закутался в плед, не отрывая глаз от наркоманского набора на столе. В памяти всплыли приятные образы и ощущения. Огромная вселенная, открывшаяся перед взором под действием «белого», жар, заполняющий тело от кончиков пальцев до макушки. Все было настолько далеким, что казалось, будто происходило не со мной. Снова тряхнуло. Наклоняюсь и беру в руки шприц. Стерильный. Инсулиновый. Я никогда такими не пользовался из-за страха не попасть в вену. В таких шприцах наркотик начинает пениться, и пузырьки воздуха легко могут проникнуть в сосуды. Странно, что меня это вообще волновало, учитывая, что вчера я собирался вскрыть те самые вены, которые сейчас начинали зудеть. Тяга никуда не прошла. Она трансформировалась в некую осознанную форму. Но я не хочу начинать сначала. Выносить деньги только ради мнимого кайфа? Нет, во мне говорит не скупость, я не вижу больше смысла в наркотиках. Чем лучше медленная смерть от эйфории смерти от перерезанных вен? По крайней мере, во втором варианте боль близких не растянется на годы из-за бесполезной борьбы с моей наркоманией. К тому же со вчерашнего дня у меня появился прекрасный шанс наполнить жизнь новым смыслом. Посвятить себя другому. Действительно совершить что-то стоящее и ощутить какую-то значимость. Поток моих несвязных мыслей прерывает истошный крик:

– Паша! Что ты творишь?!

Я подскакиваю на месте и удивленно смотрю на Ваню. Странно, что я не слышал его прихода. Мальчик стоит бледный и испуганно таращится на мои руки. Я проследил его взгляд и понял, что до сих пор кручу в руках шприц. Пальцы разжались сами собой, и он упал на стол.

– Ты что же, врал мне? – вскричал Ваня. – Выходит, лечение было напрасным? Ты хоть представляешь, через что мне пришлось пройти?! Сколько слез я из-за тебя пролил?! Учебу запустил! С родителями постоянно ругаюсь из-за тебя! Мне только девятнадцать. Девятнадцать, твою мать, а я чувствую себя, словно жизнь прожил! Я иногда ненавижу тебя! Ненавижу тот день, когда написал тебе! Ненавижу себя, за то, что влюбился в такого мудака. Ты же думаешь только о себе! Я знаю, у тебя было нелегкое детство, но вместо того, чтобы делать жизнь счастливой, ты упиваешься своей болью, оправдываешься ею, лишь бы получить новую дозу! Ты же талантливый, успешный мужчина, но вместо того, чтобы реализовать себя, проводишь время с какой-то швалью и шлюхами, колешь в себя всякую дрянь и называешь это полной жизнью! Чушь собачья!

Я слушал его и не собирался перебивать. Он кричал и размахивал руками. От переизбытка эмоций по разгоряченным щекам потекли слезы. Он зло их смахивал и продолжал кричать, не в силах остановиться. Ему нужно было выговориться. Он это заслужил. А я чувствовал, как вокруг меня рушится стеклянный купол. Грудь наполняется незнакомыми доселе чувствами. Сердце бьется спокойно и размеренно, дышится легко и свободно. Глупая улыбка выползает на лицо. Нет, мне не смешно, но радостно от того, что на свете есть человек, которому на меня не плевать. Мое глупо-счастливое выражение лица приводит Ваню в замешательство и заставляет замолчать. Он часто дышит и пытается сформулировать новый поток ругательств в мой адрес, но я пользуюсь ситуацией и встаю с дивана:

– Успокойся. Я чист, – иду к нему и отодвигаю чуть в сторону, к стене. – Стой здесь, я все уберу.

Иду в кухню за веником и ведром, возвращаюсь в комнату, где парнишка стоит на указанном месте и удивленно хлопает глазами, из которых продолжают катиться слезы. Демонстративно ломаю иглу шприца, сгребаю все со стола в ведро:

– Это Артем приходил, думал, что я снова в строю.

– А ты? – заикаясь, спрашивает Ваня.

– Я его выгнал.

Несу ведро обратно, чувствую, что меня потряхивает. Нужно еще измерить температуру, но сначала успокою Ваню. Мой мальчик все еще у стены, но уже не плачет. Беру его за руку и тяну к дивану:

– Иди ко мне, родной. Все будет хорошо.