— Я сама себе дала такое право. Потому что знала, что твой план провалится. Девчонка тебе не нужна. От неё лучше избавиться.
— Откуда такая осведомлённость, что провалится? — Князь мрачно цедил из себя слова.
Снежная дева соскользнула с постели, серебристой дымкой подплыла к тальдену.
— А у тебя, дорогой, по-другому быть не может. Проигрыш за проигрышем… — вздохнула с напускным сочувствием. Облетев мага по кругу, припала к нему и прошептала в самое ухо: — В общем так, дракончик! Сыграли по-твоему. Теперь будем играть по-моему.
Покои алиан огромны. Но я задыхалась в своих, как в какой-то каморке. Казалось, со всех сторон на меня надвигаются стены. Готовые схлопнуться в любое мгновенье, раскатать меня в тонкий блин.
Я не могла усидеть на месте. «Устоять» или «улежать» тоже как-то не получалось. Возможно, всему виной убойная доза лекарственного препарата — обезболивающего, которое перед уходом влил в меня Хордис. А может, у бешеных скачек в груди, что затеяло моё сердце (только непонятно, с кем бежало наперегонки), была совсем другая причина.
Лекарь уверял, что помимо обезболивающего дал мне также успокоительное. Но успокоенной я себя не чувствовала. Надеюсь, и упокоенной вскоре не стану, после недавних событий.
Я нервно меряла комнату шагами: от сундуков к кровати, от камина к камину. Кусала до крови губы, дёргала себя за разметавшиеся по плечам пряди, воскрешая в памяти все те разы, когда герцог-мудак подкатывал ко мне, расшаркивался и улыбался, прикидываясь мистером Галантностью. Теперь понятно — играл на публику. А я, наивная, здоровалась с ним, отвечала на вопросы, иногда даже улыбалась его шуткам. Из вежливости.
Дура! Идиотка! Кретинка!
Надо было бежать от Крейна без оглядки, а не хорошие манеры ему показывать. Так бежать, чтоб только пятки сверкали! И не позволять этому маньяку ручки мне целовать. Которые — стоило вспомнить о прикосновениях губ мерзавца — тут же захотелось продезинфицировать. В отбеливателе, например, прополоскать. А лучше на ночь замочить в кислоте.
Отражение, мелькнувшее в зеркале, заставило меня уныло вздохнуть. После настоек Хордиса скула больше не болела, но выглядела весьма живописно: вся такая распухшая, серо-буро-малиновая. Да и всё, что ниже подбородка, тоже оставляло желать лучшего. Я была подсвечена синяками, как ёлка новогодними огнями. Только, в отличие от зелёной красавицы, я больше не являлась самим очарованием и отнюдь не выглядела по-праздничному нарядной.
Господи, что же будет? Что теперь будет…
Случись это в нормальном мире, в цивилизованном обществе, и мне бы сочувствовали все придворные, а старейшины жалели бедняжку-невесту. Но в этой чокнутой средневековой Адальфиве… Старым склочникам хватит ума заявить, что виновата распутница алиана. Они меня и так особо не жалуют. Скажут, сама спровоцировала мужика. Заигрывала с ним, кокетничала напропалую, строила глазки. Вот бедолага и не устоял, уступил соблазну. И поди докажи обратное. Что не заигрывала и ничего не строила, а, наоборот, старалась держаться подальше.
А если Герхильд поверит? Ослепнет от ревности, одуреет от чувства уязвлённого самолюбия и попранного доверия.
У меня всё внутри перевернулось от одной только мысли, что вот сейчас он переступит порог этой комнаты, окатит меня ледяным презрением, словно водою из проруби, и велит отчаливать на фальвах, в Лунную долину или куда подальше.
Прежняя Аня, быть может, даже порадовалась бы такому результату. Но вот Аня теперешняя…
Ане теперешней хотелось рыдать. А ещё кричать, ругаться (исключительно матом) и проклинать похотливого мерзавца.
А ещё хотелось, чтобы он был рядом. Чтобы понял меня, а не отталкивал. Не возводил между нами преграду из ледяных айсбергов. И сам не становился похожим на айсберг. Чтобы…
Дверь за спиною негромко скрипнула. Я обернулась и застыла, забыв, как дышать. И сердце, вволю напрыгавшись, словно ребёнок на батуте, напряжённо замерло в груди.
Окружающая обстановка поблекла. Стёрлась мебель. Зеркало, щекотавшее мне нервы моим же отражением, исчезло. Разорванное бальное платье, светлой лужицей растёкшееся по креслу, поглотил сумрак.
Я видела только глаза Скальде, горевшие расплавленным железом, и не могла отвести взгляда от лица, будто высеченного из камня. Кто его знает, вдруг вижу в последний раз. Хоть насмотрюсь напоследок, постараюсь запечатлеть в памяти каждую ледяную чёрточку.
— Я…
Собиралась объясниться, а вместо этого задохнулась от лавиной обрушившегося на меня чувства. Мгновение назад нас разделяли пару метров расстояния и километры его зимы и моего отчаянья. И вот они вдруг сузились до каких-то жалких миллиметров, чтобы потом и вовсе исчезнуть. Схлопнулись, как те самые стены.
Когда тальден оказался рядом. Когда его губы нашли мои. Когда он впервые попробовал их на вкус. Это было требовательно, жадно, щемяще-сладко. До слабости в коленях и жара во всем теле. Лицо горело под лаской прохладных пальцев. Скольжение ладоней по пылающей коже…