Мой (не)сносный сосед

– Филатов, завязывай с нытьем! Я ужин разогрела, – сквозь открытую дверь до меня доносится бодрый голос Аленки, которая, видимо, лучше самого меня знает, что происходит в моей бедовой башке.

Наскоро обтеревшись полотенцем, я иду на запах пикантной курицы с чесноком, курагой и зеленью и думаю, что надо обязательно позвонить Волкову. Узнать, как он умудряется справляться с капризами беременной Лизы, которая и раньше не отличалась кротким характером. А еще, как он уживается в одной квартире с приехавшей погостить родней и значительно подросшим ретривером Рексом.

– Вась, почему вся фигня вечно происходит со мной? – я подхожу к поглощенной приготовлением салата девушке сзади и выдыхаю приклеившиеся к языку слова ей в шею, незаметно для самого себя пристраивая ладони у Алены на бедрах.

– Ты знаешь, Филатов, я второй день задаю себе тот же вопрос. Я бы сейчас спокойно спала в своей кровати, смотрела десятый сон или считала бы барашек, и бед бы не знала, если бы не согласилась при…

Я слышу тихий щелчок замка и холодею, понимая, что вот-вот произойдет нечто непоправимое и весь наш спектакль полетит псу под хвост, если Васильева закончит фразу, а мама услышит правду. Поэтому резко разворачиваю соседку к себе и закрываю ей рот поцелуем, игнорируя врезающиеся в грудь кулачки и испуганные голубые глаза.

Я с упоением прикусываю Аленкину нижнюю губу и освобождаю от резинки ее волосы, рассыпающиеся волнами по плечам. Подцепляю большим пальцем край Васькиной футболки и тяну вверх бирюзовую ткань, полностью вживаясь в роль влюбленного жениха. С лихорадящим кровь азартом вжимаю стройное девичье тело в столешницу и краем сознания понимаю, что Кнопка больше не сопротивляется. Она хватается за мою шею и отвечает на мои ласки так упоительно-жадно, что я напрочь забываю, с какой целью затеял это шоу. Я лишь наслаждаюсь нежной кожей, соблазнительными губами и острой реакцией собственного организма на одну конкретную особу, своими хриплыми стонами превращающую мой мозг в некое подобие желе.

– Кхм, и вот на ЭТО ты променял Катеньку?

Голос маминой подруги пробивается ко мне сквозь плотное марево, и я с трудом отрываюсь от заливающейся неровным румянцем Аленки, планируя послать Лидию Станиславовну в такие отдаленные места, из которых она не сможет вернуться лет пять, а лучше десять. А еще собираюсь растолковать дорогой гостье, что вмешиваться в мою личную жизнь чревато для здоровья. И я уже начинаю искать взглядом нож и красноречиво разминать костяшки в доказательство серьезности своих намерений, когда по кухне разносится убийственный крик.

– Бойкова, заткнись! И Геннадия забери, – моя горячо любимая родительница ловит жующего банан енота и торжественно вручает его оторопевшей приятельнице, подгоняя ту в сторону выхода: – там тебя такси ждет.

– Но что я скажу дочке? – не унимается напялившая пестрый цветастый топ и слишком узкие для своего возраста брюки женщина. И я не знаю, что и когда Лидия Станиславовна сделала своему питомцу, но пушистая зверюга выбрасывает на пол остатки фрукта и с завидным энтузиазмом впивается ей в напудренный нос. – А-а-а!

– То и скажешь. Что у моего сына уже есть невеста.

К моей радости, конструкция из визжащей женщины и довольного енота вываливается из моей квартиры, погружающейся в блаженную тишину. И я хочу поинтересоваться у матери, что сподвигло ее за такой короткий срок поменять мнение об Аленке, но меня опережают.

– Что? – мама показательно подкатывает глаза к потолку и, полируя ногти о полы пиджака поясняет: – мою будущую невестку могу обижать только я.

Нас с Васькой такой ответ устраивает в полной мере и, пожелав родительнице доброй ночи, мы закрываемся в спальне. Я скидываю футболку и, оставшись в спортивных штанах, падаю на кровать, забиваю на то, что Кнопка брыкается, и притягиваю ее к себе.

– Филатов, и что это такое было, а? – сердито шепчет Аленка, но все же устраивается рядом и больше не вырывается.

– М?

– Десять минут назад. В кухне.

– Мама могла услышать про нашу сделку и, поверь, ее реакция на обман вряд ли бы тебе понравилась, – девушка расслабляется в моих руках, тихо с облегчением выдыхает, как будто поверила в мою нетерпящую никакой критики версию. А я старательно делаю вид, что не хочу развернуть ее к себе и повторить поцелуй, от которого осталось дурманящее послевкусие и десяток ни разу не безобидных вопросов.

А наутро я обещаю подкинуть Кнопку в универ, потому что будит нас не вопящий голосом Сереги Шнурова телефон, а сердобольная мама, стаскивающая с нас одеяло и настойчиво пытающаяся объяснить двум невменяемым телам, что они все проспали. И падение цен на нефть, и скачок евро, и голосование за поправки в Конституцию тоже.

И, пока Васька наспех собирает приготовленные со вчера бутерброды в контейнер, я спускаюсь вниз, разминаю затекшие мышцы шеи и натыкаюсь взглядом на знакомого индивида у очень знакомой серебристой тачки. И нахождение этого субъекта, как и веник из трех голландских роз у него в лапах, бесит меня примерно так же, как наклюкавшийся у себя на днюхе Захар.