Мой (не)сносный сосед

Я уже говорила, что везение – мое второе имя? Так вот, в гостиную, где за накрытым столом сидят мама с Ларисой, Петька и приглашенные на огонек соседка с дочерью, я вваливаюсь не менее феерично. По чистой случайности опрокидываю Галине Васильевне на юбку стакан томатного сока и лишь чудом удерживаю на весу пиалу с крабовым салатом, чуть не оказавшимся у Машеньки в волосах.

– Упс!

– Самое страшное слово в ядерной физике?

Среди застывших мумиями женщин отец выглядит, на удивление, умиротворенным и расслабленным. Спокойно забирает из моих подрагивающих рук тарелку, ставит ее на край стола и галантно отодвигает передо мной стул, не проронив ни единого упрека. И я мягко сжимаю его ладонь в качестве благодарности за поддержку, от которой если не расправляются за спиной крылья, то становится легче дышать.

– Ну, рассказывайте, что у вас нового, интересного? – обращается вроде бы ко всем папа, но смотрит мне прямо в глаза, и я вдруг решаю, что пора учиться говорить правду, какой бы неудобной она не была для окружающих.

– Я работу новую нашла.

– И жениха, – вмешивается в наш диалог сестра, всегда считавшая, что ей перепадает меньше отцовской любви. Ну, а я думаю, что в преддверии ее следующего дня рождения обязательно посещу магазин интимных товаров, куплю кляп с черным ремешком и розовым шариком и воспользуюсь им по назначению.

И для Машеньки возьму второй, потому что он будет замечательно гармонировать с ее округлившимися серыми глазами и открывшимся буквой «о» ртом.

Глава 32

Иван

Когда женщина, которой есть что

сказать, молчит, тишина оглушает.

(с) к/ф «Анна и король».

На вокзале сегодня людно, как будто весь город собрался, чтобы проводить на электричку Филатову Агату Павловну. По-доброму улыбается продавщица киоска, протягивая нам два картонных стаканчика с капучино, высокий долговязый парнишка придерживает перед мамой дверь, а подросток лет тринадцати с потешной таксой на коротком поводке пытается вскочить и уступить место в зале ожидания.

– Да я бы сама добралась, а ты бы лучше с Аленой остался. Бледная она какая-то, не заболела? – озвучивает мучившие меня с самого утра подозрения мать и приветственно машет импозантному мужчине в серо-стальном костюме, уверенно двигающемуся к нам, словно мощный ледокол в северном море. – Езжай, сын, меня Степан на поезд посадит.

Я хочу проверить ладонь этого самого Степана на прочность крепким рукопожатием, а еще спросить, откуда мама знала, что он непременно появится на вокзале, но родительница мягко улыбается, качнув головой, и проговаривает одними губами «езжай».

И теперь уже я ныряю в толпу, огибая зазевавшихся путешественников с огромными туристическими рюкзаками за спиной, и просачиваюсь сквозь колонну из двадцати школьников под предводительством молоденькой учительницы со смешными очками на узком чуть вздернутом носу.

По пути обратно я набираю в аптеке жаропонижающих и антибиотиков, в гипермаркете опустошаю полки с фруктами, скупая лимоны и апельсины в бешеном количестве. И с переполненными пакетами захожу в подъезд, краем глаза отмечая, как вдохновенно дядь Жора ругается с тетей Зиной, тыкая пальцем в изрядно помятую квитанцию.

– Да это ж форменный грабеж! – повышает глубокий, как у Шаляпина голос, наш сосед снизу, заставляя гадать, разлетится вдребезги стекло перед ошарашенным лицом вахтерши или нет.

А спустя пару минут мне уже самому хочется присоединиться к коммунальным разборкам, потому что табличка о неисправности лифта никуда не делась. И мне приходится тащиться пешком на тринадцатый этаж, костеря неблагонадежную управляющую компанию. Когда там у нас следующее собрание жильцов?

Для полного счастья ключ заедает в замке, и я какое-то время сражаюсь с упрямым металлом. Наконец, выхожу победителем из достойной экранизации схватки и вваливаюсь в свое жилище, с грохотом сгружая провиант прямо на пол.

– Кнопка, я дома!

И я уже готовлюсь ловить Ваську в свои объятья и отпаивать всякими порошками и чаем с малиновым вареньем, если понадобится, но никто не торопится меня встречать. Вязкая тишина неприятно давит на уши, а отсутствие привычных звуков, вроде играющего радио или звенящей посуды, действует на нервы.

– Да где ж я накосячил-то? – с недоумением смотрю на разворошенный полупустой шкаф, из которого исчезли Аленкины кофты и пижама, и абсолютно не втыкаю в происходящее.

Для очищения зудящей совести проверяю и ванную для того, чтобы убедиться, что на полочках остался только мой шампунь и гель для душа, и в стакане болтается одинокая зубная щетка. Отчего едкая пустота растекается по венам, заполняя грудь и мешая нормально соображать.

– Алена-а-а! – я торопливо выскакиваю в общий коридор и остервенело пинаю дверь Васькиной квартиры, даже не думая о том, что потревоженные жильцы могут вызвать участкового. Только коэффициент полезного действия в моем случае равен нулю, и, наверное, проще попасть на прием к Путину, чем достучаться до Кнопки. И эта безрадостная перспектива, маячащая на горизонте, не вызывает у меня ничего, кроме концентрированной злости.