Мой небесный друг

Людишки жалкие их покупали, сладко жили,

Считать их ровней благородные мужи стыдились.

Но Сыма Мао беден был, поддержки не имея,

Он пятьдесят лет прозябал в обиднейшем забвенье,

Хоть и талант и знания обширные имея,

Испытывал обиду за своё он положенье.

Несправедливость была тягостна ему, однажды

Он проклинал на свете всё в минуты опьяненья,

И вдруг в уме сложил прекрасное стихотворенье,

И в восхищении его он прочитал аж дважды.

И взял Четыре Драгоценности он Кабинета (9),

И на бумаге написал родившиеся строки,

В которых осуждались низменные все пороки

Людишек жалких, так взбесившие его, поэта:

«Хоть наградили небеса талантом меня в жизни,

И я умом превосходил друзей всех изначально,

И мнил себя героем, первым, средь других в отчизне,

Но я не преуспел, и выпал мне удел, печальный.

Мне пятьдесят, успеха нет, зарос мой путь травою,

И на меня внимания никто не обращает,

Друзья разбогатели и довольны все собою -

Нет за душою ничего, им деньги помогают.

Богатый тучу оседлал, и этим он кичится,

И мнит себя почти царём, таскает слуг за кудри,

Бедняк всё в жизни потерял, в грязи лишь копошится.

Смешалось всё, и не поймёшь, где глупый, а где мудрый.

Как бы хотелось, чтоб путь жизни стал прямым и ровным,

Но разве знает о том Небо и мечту исполнит?

Ведь так всё можно потерять и стать в мире бездомным,

Когда же мою душу, вместо слёз, счастьем наполнит»?

Закончил Сыма стих, и посмотрел на мир устало,

Его в мире спасали мыслей лишь эти потоки,

Ему вдруг показалось, что чего-то не хватало,

Он взял кисть и ещё к стиху добавил эти строки:

«Давно известно, что судьба всё в мире предрешает,

Внимания не обращая на труд наш и знанья.

Успех, богатство, как и крах, заранее бывают

Предрешены для всех где-то в глубинах мирозданья.

Спросить бы тех, кто занимается там расчисленьем

Всей жизни наперёд, как им так сделать удаётся.

И почему нам по заслугам там не воздаётся,

Чтоб одарить нас всех задуманного исполненьем.

В безвестности достойный так года все коротает,

Не может он без помощи один наверх пробиться,

Злодей почёт, достаток, радости все обретает,

А с ним ворота все способны для него открыться.

Вот если б стать Яньваном, хоть на миг там утвердиться,

На Небесах, то много дел можно было б исправить,

Я справедливости во всём бы мире смог добиться,

И всё сумел бы на свои места в мире расставить»!

Пока писал листы стихотворенья, то стемнело,

Зажёг свечу, при свете прочитал ещё два раза.

Вдруг охватила его ярость и, схватив их, сразу

Поднёс к огню, прошло мгновение, и всё сгорело.

– «О Небо! – он вскричал, – всю свою жизнь я так старался

Быть честным и прямым, и мне неведомы коварство

И подлость. Я уверен, что, попав бы к Яньло в Царство,

И там бы твёрдость духа сохранил, не испугался.

О Небо! Если бы способно было мне ответить,

Понять меня, какая ярость душу одолела,

Готов я, если мог меня бог Яньло бы там встретить,

Всё высказать ему то, на душе что наболело»!

И тут почувствовал он в странную усталость в теле.

К столу он прислонился, задремал, вдруг шум раздался,

Он видит, кто- то вскакивает на его постели -

Отряд из семи демонов-военных оказался

Их морды – тёмные, а изо рта зубы с клыками

Торчат, а ростом больше трёх чи, и заверещали:

– «Сюцай! Как смеешь Небо ты хулить! Пойдёшь ты с нами!

Чиновники из преисподней нас сюда прислали.

Каким умом или талантами ты обладаешь,

Чтоб говорить так? Оскорбляешь нас и веселишься,

С владыкой Яньло в Царстве нашем встретиться желаешь,

Наверняка, раскрыть пред ним свой рот ты убоишься».

– «Владыка Яньло ваш несправедлив, а обвиняет

Других, – сюцай громко воскликнул, глядя на них смело, -