– Вы бы видели, как Мэнди танцевала под нее на нашей свадьбе, – встрял Брайан. – Чуть не выбила глаз моему зятю своим хай-киком!
– Кто такая Мэнди? – спросил отец.
– Я, – сказала мама.
– Папа, она не Мэнди, а Нэнси.
– Ну вот, опять.
Мамин взгляд метнулся к Глории в поисках поддержки.
– Ты не можешь изменить ход истории, потому что тебе так удобнее, – сказала я.
– Ход истории! – хохотнула мама. – Только послушай себя, Нина, это уже перебор.
– Ты знаешь, о чем поется в «The Edge of Heaven», мама? Ты когда-нибудь вникала в текст?
– Конечно.
– Сомневаюсь, потому что иначе ты бы поняла, что назвать новорожденную дочь в честь этой песни – совершенно неприемлемо.
– Нет! Это отличная, веселая, танцевальная композиция. – Мама принялась убирать тарелки, давая понять, что разговор окончен.
– «Я запер бы тебя, но твои мольбы о свободе невыносимы. Я заковал бы тебя и вырвал клятву, что я у тебя единственный».
– Там есть такие слова? – спросила Глория. – Я всегда слышала «засмеял бы тебя». Правда, если подумать, какой в этом смысл?
– «Я связал бы тебя, но не бойся, детка, я не причиню вреда, если ты сама не попросишь», – продолжала я.
– К чему ты клонишь?
– Это песня о БДСМ, мама. И чертовски странно, что мы всей семьей слушали это каждое утро в мой день рождения.
– БДСМ? Что это? Водительские курсы? – спросила Глория, раздувая ноздри.
– Нет, не курсы, а садомазохизм.
– Не говори этого при отце.
– С удовольствием послушаю! – сказал папа.
– Билл, помолчи.
– Не затыкай ему рот, он здесь единственный говорит разумные вещи.
– Глория, Брайан, я схожу с ума? Я просто не понимаю, в чем проблема.
– Глория, Брайан, при всем уважении, это вас не касается.
– Ты невероятно груба, Нина.
– Ты лгала мне тридцать два года о том, кто я.
– Речь не о твоей личности, а о том, в честь кого тебя назвали.
– Это одно и то же.
– Не смеши. Ты чересчур увлеклась приложениями для знакомств.
– Я больше ими не пользуюсь.
– Ну ладно, тогда «Майфейс». Все эти веб-сайты, из-за которых люди зацикливаются на том, «кто они» и как донести это до всех. Не нужно постоянно всем объяснять! В наше время «кто ты» определялось тем, что происходило вокруг, когда ты вставал с постели и просто жил день за днем.
Глория с умным видом кивнула в знак согласия.
– Пойду прогуляюсь, – сказала я, вставая со стула. – Помогу тебе убраться, когда вернусь.
– Хорошо, дорогая! – откликнулась мама. – Не опоздай к десерту.
Я пришла домой через полчаса – этого времени хватило, чтобы дойти до магазина на углу, купить пачку сигарет и жевательную резинку, выкурить две сигареты и прожевать полпачки в попытке скрыть запах. Я вернулась спокойная и настроенная подарить папе приятный и непринужденный день рождения. Я застала его в одиночестве сидящим с книгой в кресле.
– Все в порядке? – спросила я. – Где остальные?
– На улице… – Папа отложил книгу, снял очки для чтения и нахмурился. – Хм, простите, как вас зовут?
– Нина, папа, – сказала я, чувствуя подступившую к горлу тошноту.
– И откуда мы знакомы?
– Я Нина-Бина. Твоя дочь.
– Ну, конечно! Конечно. Как у тебя дела?
– В целом?
– Да.
– Отлично. Много работаю, но мне нравится.
– Рад это слышать. Ты такая молодец, все зубришь и зубришь у себя в комнате. Обещаю, это окупится на экзаменах.
– Я говорила не о школе, папа, а о своей работе. У меня есть работа. Я преподавала английский язык, как и ты, а сейчас я журналистка и писательница. Пишу о еде.
Некоторое время папа хмуро взирал на меня. Я не знала, что еще сказать. Ритмичное тиканье каминных часов отдавалось громким эхом. Затем папа надел очки для чтения и снова уткнулся в книгу.
– Остальные снаружи, – наконец сказал он.
Я вышла в сад, где мама и Глория обсуждали преимущества хранения прошлогодних подарочных бирок для использования в качестве самодельных открыток на следующее Рождество.
– Почему папа там один?
– Захотел уединиться и почитать, в последнее время ему все труднее и труднее сосредоточиться на книге, – ответила мама. – Мы не должны с ним нянчиться, Нина, он это ненавидит.
– Ты права, извини. – Я села за стол. – Он сегодня очень раздражен. Как думаешь, из-за чего?
– Бывают дни, когда он прежний, и дни, когда он сам не свой, как сказала Гвен.
– Значит, затея со вкусовыми ассоциациями не сработала?
– Нет, но его отношение к еде тоже изменилось, это нормально. Такое происходит с возрастом.
– Что еще за вкусовые ассоциации? – спросила Глория.
– Я пишу о связи еды и памяти. Моя следующая книга будет посвящена тому, как вкусовые ощущения соотносятся с ностальгией.
– Отличная идея, – одобрила Глория. – Знаешь, всякий раз, когда я ем пирожные «Таннокс», я думаю о девочках-скаутах.
– Ты ела эти пирожные, когда была скаутом?
– Нет, я никогда не была скаутом, – сказала Глория. – Но почему-то думаю о них.
Из дома донесся крик – внезапный, резкий, пронзительный. Мы вскочили из-за стола и бросились внутрь.
Папа наклонился над кухонной раковиной, с его ладони капала кровь. Он посмотрел на нас с растерянным, детским выражением на лице.
– Что случилось? – спросила мама, подбегая к нему.