Мои нереальные парни

– Сейчас – да, – ответила я, глядя, как мама усердно наносит консилер под глаза.

– Ясно, хорошо. Знаете, Нина, я давно на этой работе, и если чему и научилась, так это тому, что, когда люди в двадцать семь искренне произносят у алтаря: «В болезни и в здравии», никто не воображает себе такое.

– Вы правы, – согласилась я.

– Не давите на нее.

– Постараюсь. – Мама жестом показала, что хочет поговорить с Гвен. – Передаю трубку маме. Увидимся утром.

Когда я вернулась в палату, папа сидел в кровати. Взгляд его повеселел.

– Как дела? – спросила я, присев рядом и передавая ему бумажный стаканчик с водой. – Полегчало после того, как вздремнул?

– Да, – ответил он. – А как ты?

– В порядке.

Я сняла крышку с холодного горького кофе и сделала глоток.

– Нет уж, выкладывай, хочу знать все, – настаивал папа. – Потому что в последний раз я видел тебя, когда ты была Питером Пэном.

Я расхохоталась. Он оторопел, а потом тоже начал смеяться – громким лающим хохотом, переходящим в хрип. Едва смех стихал, один из нас ловил взгляд другого, и мы смеялись по новой. Папин смех теперь походил на мультяшное повизгивание. Я отдавала себе отчет, что смеюсь над той абсурдной ситуацией, в которой мы все оказались; над хаосом, который не могли предвидеть. Хотя папа этого не говорил, я знала, что и он смеется по той же причине.

Наблюдая за тем, как он отдается неукротимой радости глупого истерического хихиканья, я поняла: даже если будущее лишит папу собственного «я», останется нечто более ценное. Его душа продолжит существовать где-то в отдалении и безопасности. Никто и ничто – ни болезни, ни старение – не могли ее забрать. Его дух был непобедим.

– Боже, – сказал он, когда смех наконец утих. – Ты, кажется, чем-то обеспокоена. В чем дело?

– Честно?

– Да, пожалуйста.

– В последнее время все сильно усложнилось. Не знаю, в чем причина – в непростом периоде или во взрослой жизни. Сплошные разочарования и тревоги.

– Что тебя тревожит?

– Я переживаю, что не смогу жить той жизнью, какую всегда представляла, и придется выдумывать новый план.

– Бессмысленно строить планы, – сказал папа, строго качая головой. – Жизнь – это то, что происходит…

– Да, да. – Я прекрасно помнила нашу любимую цитату Леннона, незамысловатую и глубокую одновременно. – Знаю, умные женщины не должны тревожиться о браке. И у меня еще есть время. Но, боюсь, если я этого не запланирую, оно никогда не произойдет.

Папа пожал плечами.

– Возможно, не произойдет.

Как ни странно, беспощадность его слов меня утешила. Никто не говорил мне подобного раньше. Обычно все только и твердили, что я могу получить все, стоит только захотеть.

– Послушай, – сказал папа, – ты получила «отлично» на экзамене по скрипке в седьмом классе.

– Верно, – согласилась я, не представляя, к чему он клонит.

– Ты ведь понимаешь, этого недостаточно, чтобы окончить седьмой класс. – Очевидно, меня ждал один из папиных ребусов, к которым я уже успела привыкнуть. Я знала, что, если хорошенько поразмыслить, решение непременно найдется. – Послушай, нельзя все время получать «отлично», – медленно проговорил он. – И это тоже опыт. Он означает, что все идет своим чередом. Согласна?

– Да, папа, – ответила я. – Согласна.

18

Однажды в пятницу, в десять часов вечера, раздался дверной звонок. Минуло три недели с тех пор, как я в последний раз общалась с Максом. Как и в прошлое его исчезновение, всякий раз, подходя по звонку к двери, я безмолвно заклинала: «Пожалуйста, хоть бы он. Пожалуйста, хоть бы он. Случилось что-то ужасное, и он не мог выйти на связь. Но теперь он здесь. Пожалуйста, пускай это будет он».

Я открыла дверь. На пороге, привалившись к стене, стояла Кэтрин. Все в ней выглядело немного сикось-накось: покрасневшие глаза, спутанные немытые волосы. В руке она держала синий полиэтиленовый пакет из ближайшего супермаркета.

– Нина! – радостно воскликнула Кэтрин.

– Привет, – сказала я, гадая, зачем она пришла: выяснять отношения или мириться. – Ты в Лондоне. Какими судьбами?

– Приехала тебя повидать! Я скучала! – С широко раскинутыми руками Кэтрин полезла обниматься, а затем без приглашения устремилась вверх по лестнице, раскачивая пакетом в руке. – У меня выдался свободный вечер без детей, и я подумала: куда мне пойти, кого повидать? И решила: а напьюсь-ка с закадычной подругой! – бубнила Кэтрин себе под нос, разговаривая сама с собой, совсем как Оливия, когда возилась с игрушками. У нее либо сдали нервы, либо ее феерически развезло. – Сколько времени прошло с тех пор, как я напивалась? Уф! Сто лет, не иначе! И как давно я не видела свою лучшую подругу?

– Около двух месяцев, – буркнула я, впуская ее в квартиру.

– Боже, до чего я люблю это место!

Она швырнула пакет на диван и плюхнулась следом.

Уже очень давно я не видела Кэтрин в таком разобранном и экзальтированном состоянии. Она редко хватала лишку, предпочитая держать себя в руках. Еще реже она напивалась настолько.

– Где твоя сумочка? – спросила я.

– К ЧЕРТУ сумки, обойдусь без них! Мы всю жизнь только и таскаем вещи. Мы, женщины. Ты знала? А нам они не нужны!

– Где дети?