– Итак, что будем пить? Шоты? Шоты. – Кэтрин перегнулась через стойку и закричала в ухо барменше: – ДВЕ ВОДКИ С ТОНИКОМ, ПОЖАЛУЙСТА. ДВОЙНЫЕ. И ДВЕ ТЕКИЛЫ. – Затем она повернулась ко мне, подмигнула и снова закричала барменше: – ЧЕТЫРЕ, ЧЕТЫРЕ ТЕКИЛЫ. ПЯТЬ! ОДНУ ДЛЯ ТЕБЯ, ДОРОГУША.
Шоты выстроились в ряд на барной стойке вместе с солонкой и блюдцем с лимонными дольками.
– ЗА МУЖИКОВ-МУДАКОВ! – крикнула Кэтрин, чокаясь миниатюрной рюмкой вначале со мной, а затем с усталой барменшей.
Я залпом проглотила спиртное, чтобы догнать Кэтрин, пока мы сидели в кабинке у бара.
– Что на самом деле произошло у вас с Марком? – спросила я. – Похоже, ты на него злишься.
– Я и правда на него злюсь, – сказала она. – Мы сильно повздорили.
– Когда?
– Сегодня вечером.
– И что потом?
– Я поехала к тебе.
– Он знает, где ты?
– Нет! – сказала она с торжеством в голосе.
– Хочешь, я ему сообщу?
– Ну уж нет. Я вечно веду себя правильно. Всегда делаю то, что хочет он. Взяла его дурацкую фамилию, переехала в дурацкий Суррей, езжу в отпуск по системе «все включено» с его дурацкими друзьями и их дурацкими женами и детьми. Пускай хоть раз ОН сделает то, чего ХОЧУ Я. А Я ХОЧУ заставить его переживать, что я УМРУ. Вот чего я хочу! Это мое новое хобби! – Кэтрин маниакально захихикала. – Раньше были уроки спиннинга, а теперь пусть мой муж беспокоится, что я УМРУ.
– Кэтрин… – начала я и остановилась. Рядом с ней невозможно было захмелеть. Ее слова отрезвили меня и вселили тревогу.
– Господи, Нина, только послушай! – Под ногами у нас эхом отдавалась басовая партия из «The Edge of Heaven». – ТВОЯ ПЕСНЯ!
Не успела я возразить, как она дернула меня за руку и потащила вниз по лестнице на танцпол.
Я и забыла, как ужасно танцует Кэтрин. Подобная черта особенно умиляла меня в красивых и элегантных женщинах. По правде говоря, эта единственная неловкость, необъяснимая физическая аномалия, возможно, привлекала в ней больше всего. Кэтрин совершенно не обладала чувством ритма, она двигалась с диким, судорожным самозабвением. Ее корпус был неподвижен и скован, в то время как длинные неуклюжие конечности крутились во все стороны, будто вареные спагетти в дуршлаге. Она прикусила нижнюю губу и открывала рот только затем, чтобы спеть невпопад.
– ЕСЛИ ЧЕСТНО, ЭТО НЕ МОЯ ПЕСНЯ! – прокричала я под грохот музыки, пока мы танцевали.
– ЧТО? – крикнула она в ответ.
– ЭТО НЕ МОЯ ПЕСНЯ.
– ДА. ОНА ЗАНИМАЛА ПЕРВУЮ СТРОЧКУ, КОГДА ТЫ РОДИЛАСЬ.
– НЕТ. – От крика у меня пересохло в горле. – МАМА ОБМАНЫВАЛА. НОМЕРОМ ОДИН В ТОТ ДЕНЬ БЫЛА «LADY IN RED» КРИСА ДЕ БУРГА.
Кэтрин вдруг замерла, на ее лице отразился ужас.
– Черт, – сказала она, прикрывая рот рукой.
– ТОЧНО, – продолжала я. – Я И САМА НЕ ПОВЕРИЛА.
– КАЖЕТСЯ, МЕНЯ СЕЙЧАС СТОШНИТ.
Я схватила ее за руку и быстро потащила с танцпола. Мы бросились наверх, Кэтрин прижала ладонь ко рту, сдерживая позывы. Едва мы оказались снаружи на прохладном ночном воздухе, она согнулась, и ее вырвало. Я подняла ее волосы, она уцепилась за мою руку. Мы стояли возле длинной очереди людей, ожидающих у входа в «Таверну». Все они смеялись или морщились.
– Эй, – окликнул вышибала.
Я подняла на него взгляд.
– Простите. Молодая мать. Первая вечеринка после декрета.
Я осторожно повела Кэтрин за угол здания, на пустынную улицу.
– Я люблю тебя, Нина, – пробормотала она между рвотными позывами.
– Знаю.
– Нет, правда люблю.
Мы молча сидели на тротуаре, пока тошнота не отступила, сменившись икотой. Я заказала нам такси обратно домой.
Дома пришлось помочь Кэтрин взойти по лестнице – сама она придерживалась за стену, чтобы не упасть.
– Чего тебе хочется? – спросила я.
– Воды.
– Хорошо, сейчас налью в стакан.
– Нет, – запротестовала она, – на теле! С головы до пят!
Я и забыла, насколько тяготеют к мелодраме люди на крайней стадии опьянения.
Кэтрин легла на пол в ванной, и я ее раздела. Она беспорядочно металась под ярким светом потолочных ламп, теряя остатки достоинства. Затащив ее в ванну, где она распласталась в полузабытьи, я взяла душевую насадку и рукой попробовала температуру воды. Когда та достаточно прогрелась, я направила струи на тело Кэтрин, водя насадкой от головы к пальцам ног. Не открывая глаз, Кэтрин довольно улыбнулась – с зачесанными назад темными влажными волосами она походила на детеныша выдры. После рождения детей я впервые видела подругу обнаженной и отметила изменения, ранее скрытые под одеждой. Ее бедра чудесным образом раздались, словно набухшая в воде губка. Живот, прежде такой подтянутый и упругий, округлился и слегка обвис. Соски стали ярче и больше, груди теперь лежали на грудной клетке, тогда как раньше не касались ребер. Я ощутила укол вины. Тело Кэтрин произвело на свет две жизни и хранило следы этого. Возможно, мне никогда не понять изменений, через которые она прошла.
Я дала ей хлопчатобумажные пижамные шорты и кружку черного кофе. Кэтрин залезла на кровать и привалилась спиной к изголовью. Душ и кофеин ее взбодрили.
– Ты в порядке? – спросила я, усаживаясь рядом на одеяло.
– Не знаю, – ответила она. – Кажется, нет.
– Давай поговорим. Можешь рассказать мне все.