Я толкнула его, и он врезался спиной в холодильник. Звякнули банки с маринованными огурцами. Анджело выпрямился. Я стояла в нескольких дюймах и смотрела в его потрясенно округлившиеся глаза. От него пахло недавно принятым душем и уходовыми средствами, которые дарят мальчикам-подросткам на Рождество. Я искала в его лице признаки злобы, ожесточения, крайнего хладнокровия.
Толкнув Анджело, я ощутила облегчение, но мне захотелось большего. Я горела желанием излить на него весь гнев, всю силу, показать, что не боюсь, что это также и мой дом и он не может меня выгнать. Я хотела ударить Анджело наотмашь по щеке, чтобы оставить на нем след и получить удовлетворение. Но раньше я никого не била.
Я прижалась губами к его пухлым губам так сильно, что они приоткрылись, и я ощутила твердость его десен. В ужасе отстранившись, я осмотрела его лицо, как ножевую рану.
Анджело толкнул меня обратно к раковине и поцеловал. Он обхватил ладонями мое лицо, зарылся пальцами в волосы, вытягивая пряди из хвоста. Потом покрыл поцелуями мою челюсть, подбородок, шею. Он стянул с меня спортивную кофту, бросил ее на сушилку для посуды и прижал меня к себе, водя руками вверх и вниз по выступам и изгибам обнаженных плеч и позвоночника. Затем снова поцеловал, на этот раз медленнее, издавая ненасытные звуки, эхом отдававшиеся у меня в ушах. Он был горячим, пульсирующим и подвижным, из плоти и крови. Он дышал. Был постоянным – жил подо мной. Все время рядом. Он не станет исчезать. Он не мог исчезнуть.
Я захотела оказаться еще ближе к нему и торопливо стянула с него футболку. Грудь у Анджело была твердая, кожа оттенка миндаля обтягивала изгибы и впадины удивительно мускулистых плеч и рук, по-мальчишески худых и не вязавшихся с изможденным лицом. Анджело опустился на колени, стянул с меня спортивные штаны – они сбились у босых щиколоток, что выглядело до смешного по-детски – и повернул спиной к себе. Он впился зубами в мое бедро, и я услышала, как он возится с застежкой джинсов. Придерживаясь за столешницу, он встал и вошел в меня. Я наклонилась вперед, мы замерли и медленно дышали, пока я привыкала к нему. Я чувствовала на лице пар, поднимающийся от горячей воды. Затем Анджело начал двигаться. Мои руки соскользнули в раковину, обрызгав мыльной водой обнаженную кожу. Смех Анджело отразился во мне, и я тоже рассмеялась. Он наклонился и прижался животом к моей спине; тонкая серебряная цепочка у него на шее щекотала позвоночник. Анджело перекинул мои волосы вперед – они закрыли лицо, и кончики прядей погрузились в воду.
Я отвела назад руки, покрытые, будто кружевом, мыльной пеной, и схватила его за предплечья, словно проверяла, не исчез ли он. Я впилась в него пальцами и издала гортанный звук облегчения. На этот раз я не покидала собственное тело и не кружила по комнате, а всецело оставалась собой. Широко открытыми глазами я смотрела на бокалы с осадком от красного вина и немытые, бряцающие друг о друга вилки под водой. Я ощутила, как Анджело замедляется, останавливается, вздрагивает. Он тяжело выдохнул. Мы снова неподвижно застыли. Все произошло стремительно и просто. Спонтанно и несуразно. Мыльно, грязно, громко, неуклюже. И по-настоящему.
Полураздетые, мы сидели лицом к лицу на полу в моей кухне: Анджело привалился спиной к духовке, я – к шкафу под раковиной.
– Я думала, мы друг друга ненавидим.
– Что-о? – возмутился он, растягивая гласные. – Нет!
– Почему ты вел себя так по-хамски?
– Дело не в тебе… – Он уставился в пол. – Проклятье. У тебя есть вода?
Я кивнула и встала – топлес и в спортивных штанах, будто каменщик в жаркий день. Я наполнила водой из-под крана чистый стакан, смущенно прикрывая руками грудь.
– В этом году… я борюсь, – медленно сказал Анджело, складывая обрывки мыслей, словно буквы в «Скрэббл».
– С чем?
– С жизнью.
– Извини. – Я передала ему стакан и села рядом. Вспомнила его пижаму. Куртки. И как он меня игнорировал. Как плевал на все вокруг: на правила, свет, время, сбор мусора, манеры, мир за пределами своей квартиры. – Можно спросить почему?
– Моя девушка, она жила здесь.
– Это с ней ты тогда ссорился?
– Да, – кивнул он. – Она изменить мне в прошлом году. Я прощаю ее, она остаться на некоторое время, но потом все равно уходить.
– Извини, – повторила я.
Он пожал плечами и сделал глоток воды.
– Весь год я стараюсь быть лучше, но теперь нет…
Он опустил стакан, избегая смотреть мне в глаза.
– Понимаю, – сказала я. – Нет цели. Нет интереса. Нет смысла.
– У тебя тоже?
– Да, меня бросил парень. Перестал со мной общаться.
Анджело сочувственно кивнул, как будто мы с ним состояли в одной группе поддержки. Впрочем, это было недалеко от истины. Я подумала о трех квартирах, расположенных одна над другой, – в каждой жил человек с разбитым сердцем. Предательство, исчезновение, скорбь. Рогоносец на первом этаже, брошенка на втором, вдова наверху.
– Все наладится, Анджело, поверь, – сказала я. – Однажды у нас снова все будет хорошо.
Он методично водил ладонью по полу, словно собирая крошки. В ярком кухонном освещении через пушок у него на затылке просвечивала кожа.