Мой неверный муж (СИ)

Припарковалась на въезде в гараж. В сумке до сих пор лежала связка ключей. Я воспользовалась ей. Дома Марат или нет выясню походу дела. А так… Мне хотелось посмотреть на это место свежим взглядом: слишком большая боль меня отсюда выгнала, воспоминания черным обросли, все изгаженным казалось, а как теперь?

— Хм… — я нахмурилась, рассматривая заросший внутренний двор. Не порядок. Я подошла к парадной двери: стучать не стала, на ручку сразу надавила, не заперто.

Мне не понравилось, что я увидела: вещи разбросаны, на полу осколки от моей нелюбимой вазы, стеллаж завален, а в гостиной сорваны шторы — я их лично вешала! Это что вообще такое?! Еще и алкоголем воняет, а паркет неприятно липкий.

— Марат! — крикнула я. — Ты вообще охренел!

Что он здесь устроил! Горе, блин, заливает! Идиот!

— Марат! Быстро тащись сюда! — я не собиралась разыскивать его по комнатам, пусть сам идет. Шебуршение в кабинете долетело до уха, я стремительно пошла на звук: дернула дверь и буквально налетела на Загитова. Помятый, небритый, заросший. Но Марат все-таки не умел выглядеть жалким.

— Полина? — кадык нервно дернулся.

— Это что такое?! — обвела руками беспорядок. — Ты охренел вообще?! — я реально злилась. Как так можно было?! Все запустил. Ну ладно себя, но дом?!

— Это правда ты, Полина? — Марат не слышал меня, только смотрел во все глаза. Я тоже поняла, что это все пустое, напускное, суетное. Я не за этим пришла.

— Да я… — отошла и устало опустилась на диван. Чуть улыбнулась и постучала по месту рядом. Я совсем забыла, что шла к агрессивному бывшему мужу, который, возможно, окончательно потерял связь с реальностью.

— После всего ты приехала… — произнес хрипло. Он подошел ко мне, но не сел рядом. Марат опустился на пол и обхватил мои колени. — Поля, прости меня. Как человека прости. Я обезумел. Меня настолько съедала моя низость, что сдохнуть хотелось. Ни тебе, Полина, а мне в окно выходить нужно, — сдавленно закончил. — Я кажется себя потерял. Только рядом с тобой в себя прихожу, а так, — горько хмыкнул, сжимая мои ноги, стоя передо мной на коленях. — Куда я сам? На что гожусь?

— Марат, — дотронулась до темных волос, — как это год нас поменял. Мы оба уже совсем не те. Знаешь, я когда к тебе ехала, отчетливо поняла, что мы как-то умудрились выжить в черной дыре. Я… — сглотнула. — Я очень разозлилась на тебя. Я ненавидела тебя. Я боялась тебя. Но сейчас этого всего не чувствую. Отпустило.

Не знаю, откуда эта уверенность, но я отчего-то не сомневалась, что наша история, шансы, близость — все закончилось. Мы больше не принадлежим друг другу. Марат не посмеет коснуться меня интимно. А мне это совсем не нужно.

— Я простила, Марат. Все простила, — взяла в ладони его лицо, погладила жесткую щетину: — Я не ненавижу тебя. Наоборот, я люблю тебя, — сказала то, что реально испытывала. — Но это что-то совсем другое. Отголоски былых чувств, — губы дрогнули, а из глаз катились слезы. — Отпусти меня, Марат. Мы никогда больше не будем вместе. Просто не сможем. Память она такая…

Я никогда не забуду измену и ад, через который прошла. Марат свое унижение, и эти колени тоже. Он слишком гордый. Это всегда будет между нами.

— Давай останемся хорошими родителями нашим детям. Во имя стольких лет…

Марат молчал, а я плакала, но сейчас как-то иначе: искренне, это чистые слезы полного освобождения. Марат ловил их подушечками пальцев, растирал и сжимал кулак, зажмуривая глаза. Смирялся. Свою боль укрощал. Невидимые слезы. Он просто не умел плакать.

— Мы останемся родителями. Надеюсь, когда-нибудь и друзьями, — проговорил надломлено.

— Обязательно когда-нибудь… — проговорила и сморщила нос. — Марат, прими душ. Ты пахнешь конем!

Он рассмеялся, искренне и заразительно, затем поднялся. Я вызвала клининг и отправилась на кухню. Думаю, Загитов давно ничего не ел. В холодильнике реально шаром покати, но я нашла пачку пельменей и луковицу. Поставила воду и взялась наводить хоть какой-то порядок в столовой. Тут же ни присесть, ни поесть.

Марат спустился как раз когда выложила пельмени в красивую глубокую тарелку и сдобрила сливочным маслом: пару брусков в кладовой осталось еще с эпохи моего хозяйства.

Свежий, чисто выбритый, но с привычной брутальной темной окантовкой. Белое поло, джинсы, часы и без кольца. Наконец и Марат его снял.

— Мужчина, я узнаю вас, — пошутила с улыбкой и достала из ящика приборы и салфетки. — Ешь и толстей, а мне пора.

Марат застыл позади меня, руки на плечи положил, сжал их, но мягко.

— Возвращайся домой, Полина. Я оставлю его тебе и детям. Зачем мне столько места? Это все для вас было. Оставайся, я уеду.

— Не нужно, — я обернулась, встречаясь с ним взглядом. — Это слишком… Здесь слишком много воспоминаний… Наших… Слишком разных.

— Я тоже не смогу здесь без вас. Продавать будем? — посмотрел остро, но в этом больше не было слепой агрессивной одержимости.

— Тебе решать.