Мой нежный завоеватель

Он стал серьезным.

— Я был неправ.

Она наблюдала за табунами лошадей, резвившимися в раскинувшейся внизу долине. Табунщики разделили их на кормящих матерей с жеребятами и молодых скакунов. Все эти животные должны были остаться в плодородных долинах Согдианы, когда армия Александра отправится на восток. Бесценные кобылицы и их потомство будут набираться сил на молодой травке. Их не станут использовать, пока молодые лошади не достигнут трехлетнего возраста, и тогда начнется их обучение. Боевые кони были привязаны на дальнем краю лагеря.

— Я сказал, что был неправ, — повторил Александр, излучая юношеское обаяние. — Я прощен? — Она пожала плечами, а он ее поцеловал. — Ты сильный противник, маленькая согдианка. В моей жизни было очень мало людей, которым довелось услышать мои извинения. Ты должна гордиться этим.

Она положила голову на его обнаженное плечо.

— Ты мне не доверяешь и никогда не будешь доверять. Отпусти меня, Александр. Разведись со мной. Мы не принесем друг другу счастья.

— Я никогда не отпускаю то, что мне уже принадлежит. — Он обнял ее. — Люди правы. Ты околдовала меня. Я люблю тебя так, как не любил ни одну женщину.

— Но ведь ты мне не доверяешь.

— Я не доверяю даже своей матери. Я много думал о твоем предупреждении держаться подальше от своей палатки в ночь попытки мятежа.

— Но ты веришь Гефестиону!

— Мы с ним родственные души.

— Оставь меня в моих горах, македонец.

— Никогда!

Она бросила взгляд на далекие горные пики и заморгала, стараясь сдержать слезы.

— Если ты заберешь меня из этой страны, я больше никогда ее не увижу.

— Я увезу тебя и затем верну назад, клянусь. И наш сын будет скакать по этим благословенным лугам. — Он пытался остановить ее протесты — его руки стали ласкать ее тело. — Набирайся сил, — сказал он. — В это время через год у меня будет наследник от тебя. Его царство будет самым большим из всех, какими только довелось править человеку. Оно протянется до земных пределов. — Его серые глаза поймали ее взгляд. — Подари мне сына, Роксана.

— Карма правит всеми нами, мой господин. Чему суждено быть, то и случится.

Он провел пальцами по ее блестящей золотисто-рыжей косе.

— Ты должна больше верить мне. Разве я не говорил, что ты не умрешь?

— Я умру, когда истечет число отпущенных мне лет, как и ты, мой господин. — Она отошла в сторону и повернулась, чтобы взглянуть на его чеканный профиль. Солнце светило так, что вокруг его головы возник сияющий ореол, и она рассмеялась. — Быть может, ты не умрешь. Ты ведь по-прежнему считаешь, что являешься, сыном Зевса, не так ли?

— Мать часто мне об этом говорила. — Он ухмыльнулся. — Зевса или Аполлона. Тогда было темно, и она не смогла хорошо разглядеть своего любовника. В любом случае я — полубог.

— Тогда ты должен жить так же долго, как и эти горы, Александр. Но я всего лишь простая смертная, всего лишь женщина, как ты меня часто называешь. Для меня в твоей легенде нет места.

— Тогда я придумаю другую. — Он обнял и поднял Роксану, изумив ее своей силой. — Если я и ощущаю себя смертным, то именно тогда, когда смотрю в твои глаза, Роксана. Иногда мне кажется, что я понимаю ход твоих мыслей, но потом обнаруживаю, что у меня в руках лишь клочок горного тумана. Пойдем со мной в спальню, маленькая звезда.

— Похоже, у меня нет другого выбора.

Он понес ее внутрь и вниз по каменным ступеням, в свои покои, которыми он редко пользовался, предпочитая палатку в центре армейского лагеря. Ее комнаты он вернул ей, а сам занял другие, со спартанской обстановкой, больше соответствующей его характеру.

Там находились только широкое ложе с шелковыми простынями, а также разбросанные свитки и карты, свидетельствующие, что в этой комнате спит царь. Его доспехи валялись там, где он их сбросил, а круглый чеканный щит стоял у стены. В ногах ложа поблескивал боевой шлем с красным плюмажем. Когда Александр положил Роксану на постель, она взяла шлем в руки.

Ее пальцы прошлись по вмятинам.

— Похоже, ты часто им пользовался, — заметила она. — Откуда эта отметина? — Она задумчиво потрогала глубокую впадину.

— Это память о Тире. — Он забрал у нее шлем и отбросил его в сторону.

— А я тогда память о Согдиане?

Он наклонился и поцеловал ее в плечо.

— Ты трепещешь, как лист перед бурей. — Он проложил огненную дорожку поцелуев по ее шее. — Тебе не следует меня бояться, — шептал он, прижимая ее к подушкам. — Я всего лишь хочу ощущать твое присутствие рядом. Я готов ждать, пока ты достаточно окрепнешь, чтобы снова стать моей. Спи здесь, в моих объятиях, и никто не сможет побеспокоить тебя. — Сильные пальцы ласкали ее шею и плечи, снимая напряжение с мышц, пока она не уснула.

На закате появились слуги с подносами еды и напитков. Александр приказал им оставить провизию и удалиться. Он стал кормить ее из своих рук, выбирая кусочки фруктов, зелень и нежное мясо.

— Вот это вино уже разбавлено по твоему вкусу, — уверял он, отпивая глоток из ее чаши. — И обязательно попробуй этот хлеб. Он приготовлен по македонскому рецепту и еще теплый.

— Ты кормишь меня как на убой, — запротестовала она.