Мой номер — первый

В 1972 году на меня обрушились два удара, от которых я не оправился до сих пор. Как раз после интенсивной летней подготовки приступали к новому сезону лиги. Придя вечером домой, я обнаружил телеграмму. Умерла бабушка. В тот же вечер позвонила убитая горем мама. Бабушке, рассказывала она, неожиданно сделалось плохо. Заснув, она так и не проснулась. Пришедший позже по вызову врач определил причину смерти — инфаркт миокарда. Для нас было слабым утешением, что бабушка умерла без мучений. Для своих восьмидесяти лет она была подвижной и очень бодрой. До последних дней проявляла живой интерес к футболу и на старости лет стала заправским знатоком, а «коварными» вопросами могла поставить в тупик не одного футбольного специалиста. Всему этому причиной был я. Мое детство окружала ее ласковая забота, поскольку мама взяла на себя пропитание семьи. Позднее бабушка незримо сопровождала меня в карьере голкипера. Я не мог ее вознаградить иначе как удачной игрой в воротах. Со смертью бабушки я потерял своего самого верного почитателя в футболе и в жизни.

Мы с супругой хотели тотчас отправиться в Штернберк, но неотложные дела, связанные с моим вратарским амплуа, держали меня в Праге. В «Дукле» на меня не наседали, но намекнули, что в данный момент не располагают равноценной заменой. Видел это и я. Вторым вратарем к нам тогда прибыл проходивший службу в армии Харват, но он еще за команду ни разу не сыграл. Я принял решение, что сначала выступлю как положено, а потом поеду.

Тот матч оставил в моей памяти глубокий след. Играли с Теплицами. Быстро повели — 1:0. Стоял я почти без работы, но сосредоточиться на игре удавалось с огромным трудом. Затем Бичевский выравнял счет: догнал мяч, казалось бы упущенный, рядом с боковой линией (я недооценил его рывок — счел, что игру остановят, и на мгновение расслабился) и ухитрился сделать передачу к воротам. Я уже готовился пробить от ворот, как мяч, оказавшись где-то между ног, проскользнул в сетку. Такого со мной еще не было ни разу. Никто из товарищей не высказывал упреков, и в газетах обошлось без едких замечаний. Настроил себя на борьбу, стиснул зубы и решил про себя: больше — ни одного! К счастью, наши сумели добиться перелома в игре и победить — 2:1.

Только после этой игры поехали с женой в Штернберк. Вечером, накануне похорон, когда стали пораньше укладываться спать, мама почувствовала недомогание. Жаловалась на боли в животе. Я уснуть не мог: ей становилось все хуже. В тот же вечер отвез ее в больницу. Ей дали успокоительные средства. На похороны не отпустили. За гробом бабушки мы с Яной шли без нее.

Мама не переставала укорять себя. О своем состоянии не думала вовсе. Все время мысленно возвращалась к матери — моей бабушке. Врачи сказали, что у мамы воспалился желчный пузырь и что это воспаление усугублялось общим нервным расстройством. Мы старались успокоить ее, но наши усилия были тщетны. Из больницы ее не выписали, и мы уехали в Прагу. После тренировки я звонил в больницу. Мне сказали, что мама поправляется и через день-другой будет дома.

С Яной мы решили, что заберем маму в Прагу, чтобы ей не оставаться одной. Но на другой день вечером к нам пришло начальство «Дуклы». Все были в форме и выглядели официально. Я чувствовал — что-то стряслось, но терялся в догадках, Из больницы в «Дуклу» пришла телеграмма: мама умерла во сне. Так же, как и бабушка.

В первый момент я не успел осознать глубину горя — был просто ошеломлен и охвачен ужасом. Не мог разобраться в происшедшем — не понимаю и до сих пор. Маме не исполнилось еще и пятидесяти. На здоровье она не жаловалась, постоянно работала на штернберкской фабрике «Моравия». Была неизменно строгой и требовательной ко мне. Какие бы высокие оценки мне ни давали, как бы ни хвалили газеты как вратаря, включенного руководителями ФИФА в сборную мира, для нее было главным, чтобы я вел честный, порядочный образ жизни. Всегда пыталась увериться в этом — так проявлялась ее любовь ко мне.

Опустошенный, потерянный выехал я в Штернберк. В больнице мне дали мамины вещи. Узнал, что она умерла не от инфаркта, как предполагали. У нее открылись две язвы желудка, о которых никто (в том числе и она) не знал. Прими врачи нужные меры вовремя, могла бы мама жить до сих пор.

Вместе с Яной и маминой соседкой пани Копецкой организовали похороны, вторые за столь краткий срок. Тем не менее в субботу, в соответствии с договоренностью между мной и дукловским руководством, я отбыл в Голешов. Там меня поджидал посланный специально за мной самолет с товарищами по команде — предстоял матч на первенство лиги в Трнаве. Участие в нем было моим личным решением (никто в «Дукле» меня к этому не принуждал, и, по вполне понятным причинам, я мог бы получить освобождение). Играли мы на уровне, я был максимально собран. Сам себе хотел доказать, на что способен. Мы долго вели — 1:0, а за пять минут до конца встречи