Мой огненный ангел

Батюшка не унывал, но очень изменился внешне: появились мешки под глазами, седина посеребрила голову, взгляд стал уставшим. На фотографии того времени это хорошо видно.

В ту пору режим посещения Новой Деревни круто изменился: в домик заходить было нельзя, гулять, разговаривая с батюшкой, вокруг храма — нельзя, идти гурьбой к Зое Афанасьевне или к Марии Витальевне — тоже нельзя. Можно было только идти в поле или на могилку к Елене Семёновне и ждать там. Или идти пешком от храма до станции, через поле и Серебрянку — эти походы были чётко расписаны, то есть существовала некоторая очерёдность. Надо было научиться уступать друг другу и не обижаться.

Незаметно подкрался 1985 год, 50-летие отца Александра.

Уже тогда батюшка становился всё больше похож на библейских пророков. Изменился овал лица, другим стало выражение глаз, появилось много седины. «А какой он будет в 70 лет?» — думала я. А в 80? Его надо начинать писать сейчас. Но писать не начали, всё больше фотографировали, а вот Зоя Афанасьевна решилась лепить. Насколько помню, отец Александр долго сопротивлялся, а потом сдался.

Внутренне к юбилею мы стали готовиться задолго, минимум за год. Его день рождения (22 января) и день Ангела (12 сентября) — это были как бы предпразднества. Особенно много гостей приезжало в день Ангела, так как можно было разместиться в саду, где могли бегать дети. В те годы шла большая перестройка внутри дома, не ремонт, а именно перестройка. Кабинет наверху с ломаной крышей, к которому мы все привыкли, решили перенести на первый этаж, начали сооружать то ли пристройку, то ли веранду. Вот на этой веранде, ещё не достроенной, и отмечались дни Ангела в 83–85 годах. Это были праздники с музыкой и пением, со стихами и шутками, и мы видели прежнего отца Александра: он пел, играл на гитаре, со всеми шутил, и прежний огонь был в его глазах. Олег Степурко играл на трубе, выпускались юбилейные стенгазеты — сюрприз для батюшки. (Как сейчас помню, в одной стенгазете была дивная фотография свадьбы Олега Степурко и Люды под названием «Лебёдушка»).

Вышивка. Работа Ларисы Бадогиной

На юбилее в 85-м было очень много народа. Много новых, незнакомых мне людей, и я чувствовала себя одинокой, Все фотографировались с отцом, группой или вдвоём, я же считала неделикатным подойти и попросить сфотографировать нас. Думала, потом, на приходе или дома. И получилось, что нигде. После гибели батюшки я так переживала, что нет ни одного снимка, где мы с ним вместе, что Соня Рукова, не выдержав моих стенаний, подарила мне дивную фотографию отца Александра со своей надписью: «Пусть взгляд и рука отца Александра покоятся на тебе всегда».

Соня Рукова, о. Александр. Новая Деревня. 1988 г.

К своему юбилею, то есть к цифре 50, батюшка относился не очень серьёзно. Да и мы тоже. Мы просто радовались общению с ним, грелись в лучах его любви и заботы, а «настоящий юбилей», например, 75 лет, относили на далёкое потом…

«Часовые любви» сорок лет спустя. Нина Фортунатова с Олегом Степурко и Вера Суворова.

В кабинете о. Александра

Подарки батюшке дарили самые разные: поэты и писатели — свои последние произведения, дети — рисунки и замки из пластилина. Наташа Мидлер и Ольга Петровна сделали потрясающее облачение, достойное музея. Рафа Янкелевич искал какие-нибудь уникальные часы и нашёл накануне дня рождения. Кто-то подарил набор хрустальных бокалов, кто-то — замечательный чайный сервиз, кто-то из девочек вышил к этому дню скатерть. Отец Александр очень любил красивые вещи, всегда радовался подаркам и сам щедро одаривал всех при случае. Он любил дарить часы и светильники. Помню, он послал Рафу накануне моего дня Ангела купить светильник; Рафа купил, повесил, и этот светильник отца Александра светит мне и сейчас.

На даче у Арины Ардашниковой. Июль 1989 г.

Глава VII

Последние дни

В последние дни жизни о. Александр был окружён водоворотом людей: на приход всё время приезжали какие-то делегации, журналисты, писатели, фотографы. Все его куда-то звали, приглашали, увозили, заводили в кабинет и долго там с ним разговаривали, одним словом — просто разрывали отца на части. Приглашали все: институты, школы, радио, телевидение, какие-то бесконечные общества. Почему-то я расслабилась и начала даже думать, что вот она — вершина славы, вот она — победа добра над злом. В общем, вот она — вершина… А на вершине оказался Крест.

Не имея никакой возможности поговорить с отцом помимо исповеди, я как-то вошла в его пустой кабинет, пока он пил чай с Марией Витальевной, и торжественно повесила своё регентское серое шёлковое платье, подарок Иры Волчек, на одну вешалку с его серым костюмом и серой шляпой. Это был мой протест: пусть хоть на вешалке, пусть хоть наша одежда, но я с ним всё равно вместе, хотя у него нет для меня ни одной минуты.