Мой огненный ангел

Не помню, когда привезли его самого. Мне показалось, что на каком-то старом грузовике. Поставили у калитки. С открытым лицом. И можно было смотреть, сколько угодно. Но, как у Пастернака: «Ничего не вижу из-за слёз…» Я ничего не видела, только плакала, временами кричала, как раненая птица, сама пугаясь своего крика, потом утихала и опять плакала. В небе мне виделся крест с картины Сальвадора Дали. Начинали читать Псалтирь и Евангелие, я ничего не могла. Зоя Афанасьевна хотела лепить посмертный слепок. А я двигалась как во сне, с трудом вспомнив, что нужно сообщить Виктору. Была уже ночь, и я на последней электричке поехала в Струнино. Там, оказавшись в чёрном тумане после отхода поезда, еле нашла дом матушки Евсевии.

Матушка Евсевия

Утром 10 сентября на ранней электричке мы поехали в Пушкино. Вышли в Семхозе и пошли к батюшке. Земля у калитки была чёрная от его крови. Мы зашли в дом, спросили у Натальи Фёдоровны расписание похорон, посидели у него в кабинете, всё не веря случившемуся, и поехали в Новую Деревню — надо было служить всенощную под Усекновение главы Иоанна Предтечи и Парастас по отцу Александру. Всё прошло как во сне. Потом рыли могилу у алтаря. Рыли все свои, никого не нанимали. Рыли и плакали. Рыл и мой муж Виктор.

Служба на месте убийства о. Александра

Похорон я не помню. Служила с правым хором по полному чину и Литургию, и отпевание. Я столько выпила таблеток, что окаменела и только иногда вскрикивала. Тогда кто-то гладил мои руки и говорил, какое сейчас место в службе. Когда его опускали, я хотела опуститься вместе с ним и там навсегда остаться.

На месте убийства: Виктор Беляев, Митя и Нина Фортунатовы, Вика Шиловская, Володя Шишкарёв

Две пары: Кузнецовы Люба и Володя, Нина Фортунатова и Виктор Беляев. Место убийства

Я позвонила в школу и сказала Елизавете Юрьевне Вагшуль, что никогда больше не выйду на работу. На похороны из моей школы приехала Инесса Вениаминовна Антыпко, и я помню её тёплые руки. Народу было несколько тысяч. И над всем этим я видела отца Александра — как бы в небе. А потом стала видеть и чувствовать его в алтаре. И только это спасло меня от отчаяния. Ведь явился же отец Всеволод Шпиллер Патриарху Пимену в алтаре 7 февраля 1984 года во время службы и даже говорил с ним! И я знаю, что у нас в алтаре каждую Литургию невидимо сослужит отец Александр.

Потом

Потом, на 9-й день, 17 сентября, батюшка пришёл ко мне. Домой. В спальню, где когда-то лежала и умирала мама, а теперь живу я. Сначала я услышала, как хлопнула дверь подъезда, потом открылась дверь квартиры, и движение воздуха из форточки (получился сквозняк) сбросило мои ноты с пюпитра пианино в гостиной. Я была в дальней комнате, сидела в кресле и читала Евангелие за батюшку. Он появился на пороге моей комнаты, очень большой, во всю высоту моей спальни (старый дом 1928 года имеет высоту комнат около 5 метров). Всё облачение его развевалось от ветра, так как он стоял на самом сквозняке. Облачение светилось, как тогда на Пасху 15 апреля 1990 года, а глаза были огненного пророка. Я испугалась (хотя теперь не понимаю почему). Перекрестив его (не привидение ли это) и себя три раза, я просила со слезами не подходить ко мне, так как я боюсь. Он улыбнулся и благословил меня с порога. Потом перекрестился на иконы в красном углу (среди них висела уже его фотография, где он сидит в своём кабинете) и медленно пошёл к входной двери. Я понимала, что обидела его, но преодолеть свой страх не могла. Так же в обратном порядке хлопнула входная дверь, а потом дверь парадного. Я вжалась в своё огромное (сталинских времён) кресло, как у Лены с Олегом, и долго сидела без движения. Больше ко мне наяву он никогда не приходил — только во сне.

Похороны о. Александра. На трубе играет гимн Олег Степурко

о. Александр Борисов

Потом Павел Мень отдал мне последнее письмо о. Александра. Его нашли на столе в его кабинете — письмо моему сыну Ване, датированное восьмым сентября. Значит, он писал его между Литургией и отъездом на лекцию «Христианство».

Потом было много вечеров памяти, и на всех выступали очень знаменитые люди. На одном из вечеров потрясающе пел артист Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко Павел Щербинин. Он пел «Благослови, душе моя, Господа» Рахманинова и «Да исправится молитва моя» Чеснокова. Я подумала, что так, наверное, поют на небе и уж это батюшка точно слышит. Дирижёр Евгений Колобов на концерте Дмитрия Хворостовского и Наталии Троицкой в Большом театре поднял всех в зале и просил почтить минутой молчания убиенного протоиерея Александра. С тех пор я всегда молюсь за него (теперь уже за упокой).

Евгений Прокошин