Позже Передел нашёл нас в нашем «штабе» на первом этаже гостиницы. У него болела голова. Отказался подсесть к нам. Назвал «пьянью гидролизной» вначале Вадима, затем меня. Ушёл. Но вскоре вернулся, махнул рукой и сполз в кресло.
- Наливайте.
В тот вечер договорились больше не пить в Косово, пока не отснимем материал для репортажа.
И тут нам стало везти – наши многочисленные переговоры, встречи начали приносить результаты. Нашли бывшего бойца Армии освобождения Косова (UCK/ УЧК). Ветан Эльшани отрицал, но нам рассказывали, что он был полевым командиром одного из отрядов Армии. Теперь он капитан местной полиции, живёт в центре Приштины в трофейной квартире. А в свободное время занимается наукой. Человек очень начитанный, образованный, внешне совсем не похож на устоявшийся образ «албанского террориста». Во время съёмок погас свет. Это было обычным явлением в Приштине. Всё электричество в Косово идёт через территорию Сербии. И Белград таким способом оказывал давление на власти Приштины, угрожая вообще начать энергетическую блокаду Края, если албанцы в одностороннем порядке объявят независимость. Разложив свою фронтовую карту Косова у себя на кухонном столе, Ветан при свете свечи показал нам боевой путь их отряда.
- Мы за пределы нашей области на западе Косова не выходили. В районах, населённых сербами, наш отряд не действовал. Защищали свои дома, семьи от сербской армии и иррегулярных, военизированных соединений. Сербы вели себя у нас, как Шаманов в Чечне, не делали отличие между вооружёнными людьми и мирным населением. В отряде у нас были такие же обычные сельские парни, как и я. А Белград нас называл террористами.
В местной полиции с албанцами служили и сербы. И Ветан рассказал, что у него с сербскими коллегами очень чёрствые отношения, потому что он воевал. Это очень важный момент. Я несколько раз слышал от косоваров – и сербы, и албанцы, не принимавшие участие в боевых действиях, спокойно ездили на территорию «противника», не опасаясь за свою жизнь. В когда-то известный своим горнолыжным курортом, а теперь запертый на границе с Македонией у красивейшего горного хребта Шар-ПлАнина (Malet e Sharrit) сербский анклав Брезовица (юго-восток Косова, муниципалитет Штрпце [6] ) из Приштины нас возил таксист Сабит, который дружил со многими сербами ещё до войны; и после войны, рассказывал он, отношения с ними не испортились. Когда мы его оставляли и уходили куда-нибудь на съёмки, он спокойно общался с местными сербами. Было интересно наблюдать, как некоторые из них здоровались с ним, приветствуя троекратным поцелуем (как принято у многих народов на Балканах), как они угощали друг друга кофе, о чём-то беседовали, смеялись. Хотя Сабит был за независимость Косова от Сербии.
- Вот ты дружишь со многими из них, так? Почему же вы, албанцы, не можете вместе с ними жить? Почему вы хотите отделиться? – спросил я его однажды, когда он в очередной раз вёз нас из Брезовицы обратно в Приштину.
- Сербы – прекрасный народ: смелый, весёлый, трудолюбивый. Посмотри на их ухоженные поля и сады, на их уютные деревушки, - кивнул он на проносившийся за окном машины пейзаж. – Но жить с ними невозможно! Очень неуживчивые! От них даже их братья черногорцы сбежали. Во всём конфликт найдут – с кем угодно.
Услышав объяснения Сабита, я подумал тогда, что никому не понравится, если в кабаке под пиво подают блюдо, в названии которого изощрённым дисфемизмом обыгрывается уничижение, оскорбление твоей национальности – например, блюдо «Мясо грузина в яблоках» или «Вам мясо чухонца хорошо прожаренное или с кровью?»
Получается, сербы провалили экзамен, не осилили тягости нации-государственника. Отсутствие или деформация традиции государственности приводит к катастрофическим ошибкам при закладке фундамента нового общества. Груз нации, решивший строить государство, очень тяжёл – приходится идти на самоограничение в правах титульной нации ради общего дела, брать ответственность на себя, уметь вести диалог внутри общества. И, конечно, крайняя тактичность в отношении к национальным, религиозным меньшинствам. Альтернатива диалогу – геноцид.
Потому не удивительно, что рэп-композиция местной группы «Etnoenji» - мы её тоже сняли – с претенциозным припевом «Я горд быть албанцем» стала неофициальным гимном для албанцев-косоваров. Дискриминация, ущемления прав, оскорбления – весь этот национал-снобизм – разбудили национальное самосознание (или шовинизм – кому как нравится), о крайне низком уровне которого ещё век-полтора назад писали албанские интеллектуалы из Косова – их единоплеменники тогда не ощущали себя нацией, одним организмом. А идея «Великой Албании» в то время была чрезвычайно наивной мечтой небольшой группы европеизированных интеллектуалов-романтиков – как минимум, не понимаемых массами их земляков.