Мои останкинские сны и субъективные мысли

Здесь был настоящий праздник — мы сразу оказались в сверкающем мире гламура и тщеславия. Дорогие машины перед входом. Женщины в шикарных вечерних платьях. Расслабляющая жизнерадостная музыка, дребезжащий звук бокалов, какофония богатых запахов. Сверкающие бриллианты, другие не сверкающие камни, которые выставляли как бриллианты. Толстые сигары, шампанское. Громкий смех. Что еще? Да. Натянутые улыбки, позирование перед телеоператорами, вспышки фотокамер для глянцевых журналов. Неестественные, показные и шумные объятия, поцелуйчики в обе щёчки. Богема, столичный бомонд, элита общества. Тусня, блин.

И разговоры соответствующие. Лёгкие, несерьёзные, праздничные. Про конкурс, про фотографии ни одного диалога не услышал. Были и серьёзные беседы — о деньгах. Здесь было очень много политиков, в том числе из исполнительной ветви власти. Ну и конечно шоу-бизнес и просто бизнес. Думают, что новые дворяне, в реальности — обычная дворня.

Операторов я предупредил — наша цель Лужок. Но они всё равно пошли «набирать картинку» — красок-то много. А я стоял один и думал: «А в чьих-то домах сегодня траур». То, что случилось 6 февраля для них — это не в Москве, не в их Москве. Параллельный мир. Они думают, что в метро ездят только лузеры. А лузеры у них вызывают брезгливость, как у тех, кто ездит в метро — бомжи. Медленно стал раздражаться. Стою и с ненавистью — чего скрывать — смотрю, жду появления московского мэра.

И вот мимо меня проплывает пара — Сергей Ястржембский, помощник президента страны, и Ольга Свиблова, директор Московского дома фотографии. Она о чём-то увлеченно объясняла ему, показывая в воздухе какие-то фигуры, и жеманно крутила широко раскрытыми глазами. Помощник президента поддакивал и похохатывал. Оба не забывали отхлебывать шампанского из бокалов…

Наверное, я был очень злой, потому что, увидев Ястржембского, неожиданно вспомнил, что он любитель пострелять животных. Убил, минимум, около сотни редких зверей: слона, льва, леопарда, носорога, буйволов, медведей, пум, антилоп, газелей. Не для пропитания — для развлечения. Оружием с оптическим прицелом. Они называют убитых невинных животных трофеями. Эвфемизм придумали, подонки — «добыть трофей». Не убить, а добыть. Ненавижу таких людей. Это не охотники, это изверги. Будет им приятно, если их самих, их близких, дорогих им людей будут отстреливать, да ещё и с оптикой, из автоматического оружия? Ну, так, для забавы. Получая удовольствие. Под гогот, свист, улюлюканье и алкоголь. Настигать на джипах. Добивать раненных. Глумиться над телами. Трупами. Их самих. Их близких. Дорогих им людей. Родителей. Над мамой и папой. Над их детьми…

Вдруг глаза Свибловой в процессе вращения наткнулись на микрофон в моей опущенной руке с лейблом телеканала.

— О! Вы же с НТВ? Не так ли, молодой человек? — встала она около меня. — А давайте Вы у Сергея Владимировича возьмёте интервью по поводу этого конкурса?

Тут они дали мне бесплатный урок непринужденного светского общения. Ястржембский стал, галантно — на его взгляд — перед ней дёргаясь, отговариваться. Она — картинно и громко его подбадривать.

— Оставьте, Оленька!

— Не бойтесь. Что же Вы?! Это будет очень интересно и необыкновенно. Ну же, Серёжа!

«Ещё Сержем его назвала бы…» — зло подумал я.

Не думаю, что Ястржембский боялся. Но ей подыгрывал. Дипломат. А я не стал врать.

— Ольга Львовна, — вспомнил её отчество. — Мы вообще-то приехали из-за Лужкова. Спросить его о взрыве на «Павелецкой». Уже пять дней прошло…

— Ах, — вскрикнула Свиблова. — Ах, вот как!

Директор МДФ раскрыла рот, склонила голову на бок и скосила глаза к переносице. И после этого у нее случилась драматическая истерика.

— Да что Вы себе позволяете?! Я вас, НТВ, больше никуда не пущу! — начала она с каким-то странным отчаянием, обидой в голосе. — Вы меня больше не обманете. Звонят, понимаете ли, аккредитуются у нас, снимают то, что им надо, а о самом мероприятии ничего не показывают. Что за бестактность журналистская!

Слова Свибловой у меня не вызывали никаких эмоций. Это создание — из другого мира. Она человек не злой, но настоящую кровь, наверное, видела только на фотографиях, выставляемых в её МДФ. Я спокойно смотрел на Ястржембского. А он каким-то равнодушным взглядом оценил меня с ног до головы и отхлебнул шампанского. Мы стояли почти вплотную друг к другу. У него было очень плохо выбритое лицо. Не щетина, нет — так бывает, когда бреешься холодной водой наскоро — где-то чисто, где-то торчат волоски. Меня передёрнуло. Лицо представителя власти. В голове промелькнула мысль, что он использует некачественные одноразовые бритвы.

— Как Вас зовут, молодой человек? — надвинулась на меня Свиблова и разбудила. — Вы меня слышите? Вы, журналист, — позвала она.

Я назвался. И тут осенило. Это же тоже представитель власти! Я непроизвольно коснулся микрофоном локтя Ястржембского, думая в этот момент, что камера не такая совершенная, как человеческий глаз, и скроет недостатки этого плохо выбритого лица.