Мой отчим - советский пенсионер

Думаю: так дело не пойдет. Надо этого убийцу куда-то девать. Негоже такого в соседях иметь: кто кошку кормящую способен головой о дерево ударить, тот и на человека руку поднимет, не задумываясь.

— И что ж ты сделал, дядя Семён? — спрашиваю. — Милиция же обычно не хочет заниматься семейными проблемами: мол, сами разбирайтесь…

— То-то и оно… Знаю сам. Пошёл я в райотдел: сказал, видел, как пьяница Михаил Варивода дом пустующий поджег, — тот, в котором раньше татары жили: сейчас-то они дом бросили, не дождавшись покупателя, и уехали в свой Крым. Но всё равно — частная собственность. Только прошу не указывать моего имени как заявителя: я — человек старый, больной… Но они меня и слушать не стали: сели милиционеры на два мотоцикла с колясками, — когда уже их нормальным транспортом обеспечат? — приехали на нашу улицу. А тут — зарево полыхает, пожарные пытаются огонь залить, дом сгорел. И бабки соседские все подтвердили: видели, мол, как пьяница Мишка поджигал… Видеть-то они не видели, но все рады от чудовища избавиться.

— Дядя Семён! Что-то я не поняла: ты же говоришь, что он тебя ударил и спать снова завалился. Как же ты видел, что он заброшенный дом поджигал?

— Зойка, не видел я ничего. Сам я поджег. Никогда бы такого не стал делать, кабы не кошка убитая… Катька — она молодая, только бесхарактерная и глупая, ей бы я и так помог отсюда вырваться, и билет бы сам купил. Но котят этому выродку не прощу. Он должен быть наказан! Вот это, Зойка, и есть настоящее зло!

У меня язык отнялся: отчим поджег чужой дом, совершил поджог, чтобы "посадить" пьяницу. Что тут скажешь? Он прав — государственная справедливость всегда слепа, но так ли следует поступать? Почему вспомнились идейные цареубийцы, тот же Александр Ульянов, или вот еще Гриневицкий и Кибальчич… А отчим продолжил:

— Иду назад, домой, после того, как его увезли, — бабки со всей улицы сбежались, радуются, что Мишку забрали, — слышу мявканье. Такое тонкое, безысходное, испуганное. Сидит над всем тем горем крошечное существо и кричит отчаянно. Закопал я кошку и мертвых котят. А этот ребенок кошачий все жив, все плачет. Чуть меня и впрямь инфаркт не хватил. Не выдержало сердце: взял кроху и в дом принёс. Вот, видишь, ест из пипетки. Груша сердиться станет, как думаешь? Будет невеста твоему Мотьке, как подрастёт. Даст Бог, выкормлю: чем еще мне, пенсионеру, заниматься? Была одна машина-игрушка, теперь вот принес живую игрушку, хлопот добыл. Я её Маруськой назвал. Ты, Зой, не против, — пусть живёт?

— Нет, — говорю, — не против. — А у самой — слёзы градом по щекам, и не вытираю.

Ну, и что мне теперь делать с моим расследованием? После такого?

Глава 14

Мама в тот день на работе задержалась, а когда возвратилась, удивилась несказанно. Прежде она не слишком домашних животных любила, всё больше у бабушки жила всякая живность, а я к бабуле ходила поиграть то с кроликами маленькими, то с котятами, даже с поросятками крошечными. А теперь маме приходится терпеть моего Мотьку, — правда, он хитрый, умеет даже взрослых подчинять исподтишка своей кошачьей воле. И тут еще "такой подарок": постоянно пищащее крошечное существо, — хуже ребёнка малого! Но делать нечего: выслушала мама историю отчима про убийство кошки, и разрешила мужу оставить кошечку, только сказала, что потом выгонит её вместе с Мотькой во двор жить, — нечего дом в зоопарк какой превращать. Мы с дядей Семёном переглянулись, и покатились со смеху: когда еще котята вырастут-то… Значит, зиму будут с нами зимовать…

Хотела я у отчима Маруську на ночь забрать, но он не отдал. Сказал: "Моя!" Не знаю, правда, как мама отнеслась к вторжению Маруськи в их спальню…

Зато мама порадовалась за Катьку: что та теперь спокойно сможет спать в доме, не боясь, что "этот варвар" снова её изобьёт или посреди ночи голой на улицу выставит. Только отчим сказал, что, с его точки зрения, даже если Мишку снова посадят, то ненадолго, и Катьке нужно либо заранее обзаводиться новым мужем-защитником, либо дом продавать и уезжать отсюда "с концами". Чтобы Мишка её потом не смог отыскать. Очень уж ему Мишка не нравится…

На другой день мне на работе было весело, хотя и кашель разбирал. Может, и стоило бы уйти на больничный с этим кашлем, но я решила, что можно и с бронхитом работать, — таблетки пить буду, а заразить никого не заражу, — это же не грипп. Потому что не любят у нас на работе часто берущих больничный лист… Вечером зайду снова в поликлинику, узнаю про рентген, послушаю, что Марья Сергеевна посоветует. А днём работать буду, лечиться можно и амбулаторно.

Полька купила новое пальто и пришла в нем на работу. Хвасталась бесконечно, так и крутилась перед всеми, всё добивалась, чтобы её похвалили. Пальто сидело хорошо, лекало удачное, но расцветка мне не понравилась: красный цвет слишком интенсивного оттенка. Цвет для быка на корриде. Впрочем, Полька именно этого эффекта и добивалась, наверное, выбирая красный цвет. Валька шепотом, смеясь в кулачок, принялась мне анекдоты про одежду рассказывать: