К вечеру приключилась небольшая неприятность у нас на работе: Владлена Карповна непонятно засуетилась, забегала по почте, тщательно глядя себе под ноги. Полька подбежала на минутку, сказала, что у "Карповны" "где-то" серёжка упала, — видно, замок расстегнулся, — теперь вот бегает, ищет. Но в зал к посетителям она после обеда не выходила, значит, где-то валяется ее серьга, — либо в кабинете под столом, либо возле мест, где работники сидят: она нынче ко всем подходит с проверкой, словно у нее репей под хвостом… А самой смотреть нужно было, чтобы не расстегивался замок! Сама и виновата!
Припомнила я серьги начальницы: огромные такие, висячие, "цыганские", массивные, у нее мочки ушей провисли от долголетнего их ношения, что выглядит… не слишком эстетично, скажем. Никогда бы не надела такие серьги… Наверно, каждая по десять граммов золота потянет…
Только так и не нашла Владлена своей серьги. Заставила уборщицу все углы десять раз обыскивать, но осмотр тот ничего не дал. Тогда ей взбрела в голову идея, что сережку подобрал некто из коллектива и прикарманил. Совсем с ума сошла! И тогда велела "замша" каждой сотруднице, вместе с сумкой и верхней одеждой к ней в кабинет заходить поодиночке, — присвоила себе право обыска. Мол, милицию, вызывать не будем: не деньги же из кошелька украли, а с пола чужую вещь подняли, но вещь должна быть найдена!
Полька из кабинета Владлены со слезы выскочила: сказала, что та у неё в пальто все карманы вывернула с таким остервенением… Сумку перетряхнула… А потом еще саму Польку щупала, — серьга-то большая, крупная, ее далеко не спрячешь. И заставила сапоги снять, — ну как её серьга у Польки в сапоге, на стельке лежит?… Совсем ополоумело руководство! Поневоле вспомнила я слова Марфы Ивановны: нужно работа такая, чтобы контакт с начальством был минимален…
Начинаю всей душой стремиться вырваться из этого дамского коллектива: одни сплетни, подозрения и намеки. Забавно все это первое время, но надоедает…
Девчата из кабинета выходили одна за другой с вытянутыми лицами, Валя даже заплакала, сказала, никогда еще ее так не унижали. Пусть бы лучше милицию вызвали! Может, у Владлены у самой "крыша едет", сняла и забыла, куда положила?
Когда моя очередь настала, позади меня "в очереди" одна уборщица осталась. Но на неё всего больше подозрений, — уборщица не однажды в день по всем концам территории с тряпкой пройдётся. Зашла я в кабинет со спокойной душой: чего мне бояться? Я серьги начальственной в руках не держала, — вот она мне нужна! Своего золота — предостаточно!
"Замша" залезла в карманы пальто, вывернула их грубо так, но я смолчала. Потом велела мне к ней подойти, — и давай меня лапать, как игрушку мягкую! Даже грудь ощупала, тьфу, противная! Конечно, ничего не нашла. Потом сумку схватила и перевернула, потрясла, так что все содержимое на стол попадало. И с тихим звоном упала сережка золотая, та, которую Владлена ищет… Но как она ко мне в сумку попала? Я ведь ее не находила, не поднимала с полу, — значит, подбросили… Ума хватило понять, что кто-то это сделал специально. Но зачем меня подставили? Кому я мешаю на работе, — не сплетничаю, не сексотничаю, не пью… Что же это такое?!
— Будешь отпираться, поганка? — Владлена просто шипела, как змея, не говорила. — Завтра же напишешь заявление об уходе по собственному желанию! Не будем предавать огласке печальное происшествие… Что, золото чужое любишь, маленькая дрянь? Сейчас я скажу остальным, что они могут идти домой, что я нашла серьгу в ящике своего письменного стола, не буду тебя позорить, мерзкую воровку, а стоило бы милицию вызвать и сдать тебя в участок… Змею пригрели на груди… Молодая работница пришла, выпускница с красным дипломом, — хороша молодая смена! Вон пошла! Чтобы завтра же заявление было на столе! Мне такой кадр не нужен!
Шла я домой, захлебываясь слезами: не в том дело, что мне жаль распрощаться с работой на почте, сама мечтала о другой судьбе, — но за что меня так оболгали, за что меня, незаслуженно, Владлена будет считать воровкой и мысленно плеваться при одном упоминании моего имени? Не брала я той проклятой сережки, не брала!
Глава 24
Пришла. Постояла у калитки, вытирая слезы: еще не хватало показывать близким мою детскую слабость. Медленно прошла по кусочкам кирпичей — узкой дорожке — к дому. Зашла, — отчима нет. И слава Богу, — приведу себя в порядок. Умылась, чай поставила. Ухватила на руки двух моих котяток, — Мотьку с Маруськой, — залезла с ногами на диван. Котята запели успокаивающе. В детстве не слишком любила кошачью породу хитрую, мучила котят, чуть ли не выкручивала как полотенце, — только подростком поняла: они душу радуют. Маруська мигом свернулась калачиком на коленках, заснула, а Мотка залез мне на плечо и пел в ухо ласковым звоночком, — я даже в оцепенение впала. Вот бы весь век так сидеть на диване с малой животиной, — ни о чем не думать…
Не услышала, как отчим пришел. Оказывается, он был на вокзале, провожал Марфу Ивановну. Не глядя на меня, пробурчал как-то по-стариковски: