Я достала из шкафа мои синие брюки и белую блузку с коротким рукавом. Она была мятая, я очень давно её не носила. Но гладить не было времени. Я сунула письмо в конверт и отправилась на работу.
С бьющимся сердцем я шла в своей мятой блузке к автобусной остановке. В любую минуту, думала я, Карл может узнать меня и заговорить со мной. Или только подмигнёт мне? Я шла очень медленно, чтобы Карл успел рассмотреть меня как следует. Я бросала многозначительные взгляды на каждого встречного мужчину. Никто не реагировал. Дойдя до конца пешеходной зоны, я развернулась и пошла назад. Я проделала это шесть раз, а Карл так и не объявился. Когда я пришла на работу, я уже чуть не плакала. На моём столе лежала записка: «Пожалуйста, зайдите в бухгалтерию, комната 341». Я пошла на третий этаж. Комната 341 была в самом конце коридора. На табличке рядом с дверью значилось: «Карл Моммзен, расчёты по зарплате». Я постучалась.
— Входите, — послышалось изнутри. Я продолжала пялиться на табличку. — Входите же!
Я открыла дверь. За столом сидел мужчина и смотрел на меня очень тёмными глазами из-под кустистых бровей.
— Прошу вас, садитесь, — он указал мне на стул перед своим письменным столом. — Красивая у вас блузка.
— Спасибо, — сказала я.
XVII
Когда мне было двадцать пять, мой отец нашёл место для парковки. Оно оказалось прямо перед дверью моего дома.
— Что, ты удивлена? — спросил отец.
Я была удивлена. Я жила здесь уже четыре года и ещё никогда не находила места для своей машины ближе, чем в пяти минутах ходьбы от дома. Однажды мне даже пришлось брать такси, чтобы добраться домой от места парковки.
— Такое или есть, — сказал отец, — или его нет. У меня всегда было чутьё, где припарковаться.
— Здорово, — сказала я и предложила ему стакан воды.
Он залпом осушил его, поставил на стол и вздохнул.
— И где же стоит твоя машина? — спросил он.
— Через пять улиц отсюда, — соврала я. На самом деле она стояла через семь.
— Через пять улиц, — сказал отец и выглянул в окно.
Я тоже посмотрела вниз. Прямо под нами виднелась красная отцовская машина.
— Даже жалко, — отец посмотрел на меня.
— Чего? — спросила я.
— Что мне придётся уехать, и тогда парковка тю-тю, — отец снова выглянул вниз на свою машину. — Хотя… — он повернулся ко мне.
— Хотя что?
— Хотя я, естественно, мог бы передать её тебе в наследство.
— Но это ничего не даст, — сказала я. — Завтра мне надо в университет, и место опять займут.
— Тогда я подержу его для тебя, — сказал отец.
— Каким же образом? Сядешь на него? — спросила я.
Не он, а машина, сказал отец и добавил, что он всё равно сейчас свободен и может целый день оставаться в моей квартире.
— М-да, — сказала я, мысленно сопоставляя то неудобство, что отец целый день будет в моей квартире, с преимуществом иметь рядом с домом гарантированную парковку. — Хорошо, — сказала я.
Когда я пригнала свою машину, отец выехал с парковки. Я встала на освободившееся место и вышла из машины. Отец опустил стекло.
— Когда мне завтра приехать? — спросил он.
— В девять, — сказала я.
— Хорошо, до завтра! — Отец уехал.
На следующее утро, ровно в девять, я услышала, как внизу трижды посигналили. Я выглянула из окна. Красная машина отца стояла вторым рядом около моей. Я взяла сумку, надела куртку и выбежала. Увидев меня, отец опустил стекло.
— В следующий раз, пожалуйста, будь пунктуальнее, — сказал он.
Я села в свою машину и поехала. В зеркало заднего вида я видела, как отец встраивался в тесный промежуток.
Подъехав вечером к дому, я поставила машину вторым рядом у отцовской и трижды посигналила. Через некоторое время из дома вышел отец. Я опустила стекло.
— В следующий раз, пожалуйста, поторопись, — сказала я.
— Пока, — отец сел в машину и уехал.
Всю неделю мы встречались каждое утро и каждый вечер перед моим домом. Присутствие отца в моей квартире не оставляло никаких следов, если не считать, что на кухне всегда пахло дымом его трубки.
Когда я вернулась домой в понедельник, пахло ещё чем-то. Я зашла на кухню. Там на плите стояла кастрюля. Я заглянула в неё. Это был гуляш. Рядом стояла пустая консервная банка из супермаркета А&Р и коробка красного вина. На кухонном столе лежала записка: «Приятного аппетита. Твой папа». Нет ли ещё чего-нибудь к гуляшу? — подумала я и стала искать кастрюльку с клёцками. Потом я вспомнила, что отцовский гуляш не нравился мне и с клёцками. Я взяла кастрюлю и пошла к моему соседу.
— Привет, — сказал он, увидев меня с кастрюлей. Он был в зелёных трусах.
— Привет, Майк, ты уже ужинал?
— Да, — сказал Майк, — а что у тебя тут?
— Деликатесный гуляш, — сказала я и подняла крышку кастрюли.
Майк заглянул туда. Потом почесал ногу.
— А гарнира какого-нибудь нет? — спросил он.
— Знатоки, — сказала я, — едят с хлебом.
Я вернулась к себе без кастрюли. В кухне я обнаружила клёцки. Они были в раковине, в сите, где отец их, видимо, забыл, пока вода стекала. Я сделала к ним томатный соус. Отцу я оставила на холодильнике записку: «Спасибо, было вкусно!»