Мой отец - Фидель Кастро

Он, конечно же, хотел стрельбы из ружей и пушек, а также спецэффектов, дымовой завесы и игры света. Он во что бы то ни стало требовал адской машины, которая была только в одном театре — Национальном. Кроме этого он заявил, что спектакль не может быть поставлен, если ему не доставят лебедку. С помощью лебедки и сети высоко вверх должны были поднимать убитого Героя, символизируя вознесение в небо Че Гевары. Это, по замыслу художника, должно было стать стилистическим апогеем спектакля. Для того чтобы добиться точности и согласованности действий участников, Рохелито потребовал во временное пользование полицейские радиостанции — токи-уоки.

В эти горячие для ансамбля Вооруженных Сил дни на остров обрушилась угроза СПИДа. Эта новость была сообщена осторожно, потому что среди революционеров не могло быть гомосексуалистов, а ученые еще верили, что эта божья кара настигает лишь людей определенной сексуальной ориентации.

В торжественных речах Команданте обвинял империализм в преступном деянии, коим являлось создание возбудителя этой страшной болезни в лабораторных условиях. При этом он отрицал существование СПИДа на Кубе. Но, несмотря на это, в казармах сдавали тест на ВИЧ-инфекцию все те, кто воевал, а может и не только воевал, в Эфиопии и Анголе.

В отличие от многих наших солдат и офицеров, я никуда не ездила, а об этом страшном биче человечества я знала из предсказаний Нострадамуса.

Я окунулась с головой в бурный поток, созданный неуемной деятельностью Рохелио Париса. Я рассыпалась в комплиментах перед начальником полиции и начальником интендантской службы Госбезопасности, чтобы получить от них радиостанции и холостые патроны. Я перемещалась по Гаване в кузове военного грузовика, примостившись среди учебных гранат, винтовок и ящиков с формой, обувью и революционными факелами. Единственная оставшаяся на Кубе фабрика по производству мороженого находилась за много километров от Гаваны, но мне во что бы то ни стало нужно было доставить в театр мороженое, а также гигантские вентиляторы, чтобы облегчить печаль Рохелио.

В субботу около полудня я наслаждалась заслуженным отдыхом, сидя на балконе и с удовольствием вытянув одеревеневшие ноги. Мы с моим домовым уже собирались приступить к еженедельной церемонии приведения в порядок волос и рук, как вдруг я увидела маму. Она торопливым шагом направлялась к двадцать шестой авеню.

— Куда ты идешь?

— Все члены партии вызваны для просмотра видеовыступления Фиделя. Руководящее ядро собирается в кинотеатре «Акапулько». Говорят, возникла военная угроза.

Я представила, как она будет дремать в темноте кинозала, убаюкиваемая любимым голосом, не боясь, что кто-то посмеет нарушить это очарованное состояние.

«Мобилизовать народ на общее дело» — это очень часто слышалось из уст Фиделя. Но все это становилось скучным — ракетный кризис; смерть Че; неудавшийся кофейный кордон вокруг Гаваны; сафра 1970 года, тоже неудавшаяся (вместо намеченных правительством десяти миллионов тон тростника было собрано восемь с половиной); «отбросы» возле перуанского посольства; ангольский геноцид и так называемые нарушения воздушного и морского пространства Кубы.

Я стерегла возвращения мамы, чтобы узнать, какой новый катализатор изобрел Команданте на этот раз, чтобы мобилизовать массы.

— Американцы вот-вот нападут на Кубу!

— Не может быть! Когда?

— Шестнадцатого ноября! Объявлена национальная тревога!

Бедная моя доверчивая мамочка! Придя домой, она, возбужденная услышанным, будет думать о последствиях этой войны. Она обязательно вытрет пыль с китайского фонарика, который Фидель подарил ей двадцать пять лет тому назад, и проверит, исправен ли он до сих пор.

Но она была не единственной, кто верил в это. Из-за Гренады, из-за Горбачева и из-за СПИДа вся Куба находилась в состоянии всеобщей тревоги. До чего же все-таки наивны люди!

Все началось, когда янки захватили остров Гренаду, и один журналист охрип, подавая происшедшие события в самых мрачных тонах. Согласно его сообщениям, на острове наступил апокалипсис, а кубинская миссия пожертвовала собой, защищая Гренаду. Больше трех суток по радио и телевидению Мануэль Ортега надрывным, рвущим душу голосом подробно рассказывал, как под империалистическим огнем гибли кубинские патриоты: «И вот падает наш последний боец! Падает наше знамя! Оно накрывает труп последнего защитника. Отныне у Кубы одним героем больше! Новый герой защищает коммунизм, защищает мир во всем мире!»

Весь остров, настроенный по отношению к империализму еще более враждебно и воинственно, чем обычно, надел траур по погибшим и пребывал в таком скорбном состоянии до тех пор, пока вышеупомянутые погибшие не вышли из самолета в аэропорту кубинской столицы. Впереди шел глава миссии Тортоло. Он излучал эйфорическое сияние и приветствовал толпу. Среди вернувшихся кубинцев был один-единственный раненый. Лежа на носилках и приподняв голову, он адресовал встречающим соотечественникам приветственные жесты.