Мой отец генерал (сборник)

Даже слишком. Не крикнувший «А как же я?!», после того как его оповестили о том, что его отец отрекся от престола. Спросивший только, густо покраснев:

– А кто же теперь будет?

Видимо, никто...

В России мальчики не нужны.

В России мальчиков забивают, еще с Бориса и Глеба. Еще с Углича – в парчовых одежках. Что – в Питере, в серых шинельках, что – этого четырнадцатилетнего, в форме ефрейтора, в ипатьевском подвале.

«Слопала-таки поганая, гугнявая, родимая матушка-Россия, как чушка...»

Таким он и остался, в матросочке и бескозырке с надписью родной яхты «Штандарт», в окружении белых царевен-сестер в рамочках Фаберже, темной молоденькой елочкой в тени высоких березок. Его молочный зубок – крохотная речная жемчужинка, утопленная в доску небольшой темной иконы храма Николая Мирликийского в Пыжах на Большой Ордынке, – единственная реликвия.

«Послушайте, маленький,
Можно мне вас немножко любить?»

Когда все уже плавали в багрянце на полу ипатьевского подвала, наследник единственный все еще оставался сидеть на стуле (оставался живым, со слов участника казни А. Стрекотина), и надо было еще стрелять в него, в голову и грудь, прежде чем он упал, окончательно вернувшись в горячий и соленый царский пурпур.

И что? Мы в России имеем право просить себе – на счастье? В каких же это, интересно, молитвах?

После концерта высыпали на широкий двор обители и по тропинке, протоптанной в снегу, заспешили в дальний угол к полевой кухне, где отведали походной еды – перловой каши с тушенкой. Запили горячим чаем. Вышли из ворот обители, как будто побывали в гостях у княгини.

Когда по Замоскворечью, по сугробам, пробираешься то ли в Третьяковку, то ли в Марфо-Мариинскую – как будто все еще до всяческих революций. Дух серебряный в Замоскворечье сохранился. Флакон уже пуст. А аромат от хороших духов сохранился.

КРЫМСКИЕ РОЗЫ

Когда-то очень давно, в своем далеком детстве, я жила в желтом Китае, как канарейка. У меня было желтое платьице. И родилась на берегу Желтого моря. Много желтого. Домашний лохматый сеттер был черный и дурной от слишком большой любви ко всем, высунутый красный язык, ходящие бока, в глазах и ушах – готовность тотчас исполнить любой призыв: сидеть, служить, бежать.

Папа был главный в китайском доме. Но он был главным не только для нашей семьи в доме с рогатой крышей. Он был главным для всей Поднебесной: от высоких снежных тянь-шаньских гор до широкой полноводной реки. Защищал желтое китайское эмалевое небо от вражеского японского красного солнца. И не приходил домой, как обычные люди, а, заходя на посадку, подлетал. Интересно, что, отрицая Бога, поминая его в черные минуты, он был вызван к жизни именно Богом.

Отец Илларион, приглашенный отслужить молебен на дому, в бедном, веселом дворе Тифилиса, с тем, чтобы родился мальчик, поставил единственное условие: родившегося младенца мужеского пола, по достижении нужного возраста, отдать в семинарию. Молебен был отслужен. И мальчик родился, когда кругом все уже рушилось, но небо он все-таки получил.

Ангел, которого высокодаровитый Бог щедро скинул ему на правое плечо аксельбантом, был, разумеется, флигель-адъютантом, храбрым, веселым, удачливым. Как и должно по рангу, адъютант был расторопен и скор. В распахнутой кожанке он носился от «дутика» – хвостового колеса – к пропеллеру, чтобы крутануть его за лопасть еще разок... трррртттт... ттт... тт... «Аллюр три креста!» Высоко и ладно он носил отца по первому небу, раздвигая перед носом его среднего бомбардировщика кучевые и разноперистые облака. После рулежки легким щелчком выбивал из серебряного портсигара папиросу с желтым пахучим китайским табаком и, сдвинув шлем на затылок, закинув голову в небо победы, весело смеялся.

«Наш генерал чрезвычайно остроумен, и служить под его началом легко и приятно» (голос подчиненного из далеких пожелтевших воспоминаний 1944 года).

В мою домашнюю армию входили пузатый мишка, тряпичный петрушка, кот из шерстки; бронированную технику представляли рикши с запряженными в них обезьянками. «Надо победить!» «Надо победить всех» – кроликов в загоне, сестру, манную кашу. Надо свистнуть Пирата и идти к воротам встречать отца. А вдруг он придет сегодня не в глубокую ночь?..