Преследования евреев, начиная с 1941 года, должны пониматься как амок, выражение слепой ярости идеолога Гитлера, понявшего, что с политической и военной точки зрения его ожидает крах. Его ужасное высказывание Хевель цитирует его по этому поводу в своем дневнике дважды — «Если “Барбаросса” не удастся, то все равно все пропало» — дает понять, что он сжег за собой все мосты, отсюда ему было все равно, какие последствия будут иметь его действия. Структура его личности не подказывала ему никакого возможного выхода из катастрофы. Так он в ходе войны в слепой ярости убивал и свой собственный народ — по-другому бессмысленную, самое позднее после успешного вторжения союзников, борьбу назвать нельзя. Из визионера получился эгоцентрик власти, со зрячими глазами ведший свой народ к катастрофе.
Во время моего визита к отцу в августе 1944 года последствия «поворота судьбы» уже давно стали в полном объеме реальностью. Спрошенный мной о представлениях Гитлера на предмет того, каким образом можно повернуть ситуацию, отец указал на высказывания Гитлера, относившиеся к применению в обозримом времени нового оружия («вундерваффе», буквально «чудо-оружие»)[479].
Он дал мне прочесть длинный меморандум, который собирался представить Гитлеру. В нем анализировалась актуальная военная и политическая ситуация рейха с учетом немецкого положения со снабжением. В заключение он констатировал, что войну больше нельзя выиграть; он снова просил о немедленных полномочиях начать мирные переговоры. На основании моего горестного опыта в тяжелых боях на западном фронте я мог лишь побудить отца к убедительнейшим формулировкам для описания подавляющего превосходства союзников. В моих глазах было великолепной мыслью, что он оказывал нажим на — неизменно противившегося — Гитлера, используя его собственные слова; отец expressis verbis (недвусмысленно) предварял меморандум эпиграфом из книги Гитлера «Майн кампф»:
«Дипломатия должна заботиться о том, чтобы народ не погиб героически, а был практически сохранен. Отсюда каждый путь, ведущий к этому, целесообразен, и не пойти по нему должно рассматриваться как преступление против долга»[480].
Трезвый материальный анализ немецкой ситуации, изложенный отцом на бумаге, тогда уже не произвел на меня большого впечатления. На фронтах, с которых я пришел, она выглядела еще более отчаянной.
Когда я на обратном пути из Восточной Пруссии в свою дивизию на Западе снова попал в Берлин, где еще раз встретился с матерью, мы говорили об этом меморандуме. Первым делом я, конечно, захотел узнать, вызвал ли он у Гитлера позитивную реакцию в отцовском смысле. Мать в глубочайшем разочаровании сообщила мне, что, по рассказу Хевеля, Гитлер в бешенстве швырнул его в угол комнаты и притом со словами, что «выявлять готовность русских к переговорам означало бы тронуть раскаленную докрасна печь, чтобы выяснить, горяча ли она!». Отец, как я уже описывал, тщательно обосновал свое предложение. Но Гитлер уже больше не был доступен для аргументов, как, очевидно, и для своих собственных выводов прошлых лет. Кроме того, он уже давно отказался от дипломатии, которая могла бы помочь избежать «катастрофы», — по меньшей мере, в такой ужасной форме, в которой та произошла.
В дальнейшем течении войны у отца в конечном итоге остались две альтернативы: он мог добиться своей отставки, рискуя приобрести имидж «крысы, которая сбежала с тонущего корабля», или он должен был стать убийцей из-за угла, то есть безжалостно пристрелить Гитлера сзади. «Убийство тирана» было единственным шансом избавиться от Гитлера и добиться перемирия. «Крысой» отец ни в коем случае не хотел стать, а убийцей из-за угла не был рожден!
Суммируя важнейшие внешнеполитические принципы и выводы отца, следует назвать нижеперечисленные пункты:
1. Он полностью и по убеждению поддерживал «западную политику» Гитлера, то есть цель заключения союза с Великобританией. Эта политика и без того всегда была его собственной. Он расширил эту концепцию, включив в нее Францию, как предпосылку примирения с Англией. В целом однозначный выбор был сделан в пользу Запада.
2. Ввиду нежелания обеих «западных держав» отец, не отказываясь от искомого союза с Великобританией, осторожно попытался прорвать изоляцию Германии с помощью заключения антикоминтерновского пакта.
3. Он уже в 1937 году обнаружил, что политика Великобритании является скрыто направленной против Германии, и на рубеже 1938 года ясно и однозначно разъяснил Гитлеру, что при установлении нового порядка в Восточной Европе нужно рассчитывать на враждебность Великобритании «вплоть до объявления войны».